Быль. Небыль. Возможно будет

– А если знаете и предполагаете, то легко можно усвоить и другое – продукция этого завода входит в общий план снабжения района продуктами питания. Ясно?

Я промолчал.

– Но коль это так, то, закрыв завод, вы лишили все население района рыбы. Ведь фонды нам никто не добавит. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Это все я понимаю, но изменить свое решение не могу, – ответил я.

– Почему?

– Здесь все изложено. Могу оставить копию акта.

Я вынул ее из папки и положил на стол.

– Вы что же, людей актами кормить будете?

– Зачем актами? Там работы на неделю, может, полторы. А рисковать здоровьем людей нельзя.

Заведующий искоса посмотрел на меня:

– Вы знаете, сколько на вашем месте людей работало? Не знаете? А я знаю. В лицо не успевали запомнить. И вас так можно не запомнить.

Тут выдержка мне изменила:

– Не вы меня сюда ставили, не вам и снимать. И не лучше ли, чем заниматься демагогией, распорядиться, чтобы цех побыстрее привели в порядок! Всего хорошего.

Я вышел, оставив заведующего онемевшим и слегка растерянным.

Надо сказать, что этот разговор о рыбозаводе был не последним. Пришлось встречаться и с другими людьми, и повыше рангом. Были звонки и из области. Но я решил стоять, как говорится, насмерть, и в конце концов добился своего. Откуда-то прилетела бригада специалистов и рабочих, доставили оборудование, и через некоторое время цех и завод преобразились.

Это была одна из первых наших побед, оттого казалась она особенно дорогой.

А в основном большими успехами я не мог похвастать. Часто приходилось бросать все дела в райцентре и ездить по району, – например, проводить профилактические осмотры охотников и оленеводов. Однако, хоть работа и прерывалась, я с любопытством москвича отправлялся в поездки. Все-таки практического опыта я набирался в этих рейдах немало, да и просто интересно было. В одну из таких поездок отправились мы под вечер на специальном мотовозе с одним вагоном. Вагон этот – обычная теплушка с сиденьями по бокам и печкой-буржуйкой посередине. В потолке дыра для печной трубы. Вагон страшно качался из стороны в сторону, просто удивительно,. как он не падал, особенно на поворотах.

Мы болтали, пытались играть в карты, а потом перешли в мотовоз. Вот отсюда зрелище открывалось великолепное! Черная и густая, как вар, ночь. Мощный прожектор мотовоза высвечивал в ней круглый коридор, яркий до нереальности. Узкоколейка, будто ослепленная и испуганная грохотом и аппетитом мотовоза, который жадно ее заглатывал, билась, изгибалась и стремительно рвалась вперед, в бесконечность ночи. По сторонам сплошной стеной – глухая тайга. Кажется, исчезли свет и грохот, и тайга в союзе с ночью тут же наползет на тебя, засосет, растворит.

Вдруг в освещенном пространстве впереди нас появился один олень, затем сразу несколько. Мы только ахнули от неожиданности. Олени, конечно, вышли из тайги, но казалось, что они возникают в свете просто ниоткуда. Одно мгновение они, ослепленные, смотрели на мотовоз, затем несколькими прыжками вырвались. на насыпь и стали медленно переходить путь. Мотовоз затормозил, остановился, давая им дорогу. Но тут показались еще олени, еще и еше. Они скользили по насыпи, толкались,.падали. Головные изменили направление и пошли по путям. Широкая серая лента животных потянулась перед нами. Их здесь были многие сотни. Огромный, теряющийся далеко во мраке лес из колышущихся рогов. Машинист повернулся к нам:

– Ну, все, теперь застряли намертво.

Он пробовал давать сирену, однако только ближние к нам животные испуганно оборачивались на звук, таращили огромные глаза, но дороги не уступали.

– Их сейчас хоть дави – ничего не поможет, – усмехнулся машинист. – Будем ждать.

Когда через час последние животные вышли из тайги и пошли впереди, нахально показывая нам свои кургузые зады, мотовоз медленно двинулся за ними; только к утру мы добрались до поселка. В основном жители были здоровы, но кое у кого обнаружились хронические болезни. Им раздали лекарства, выписали рецепты, направления на дополнительные исследования. К вечеру осмотр практически закончился. Тогда местный фельдшер повел меня посмотреть, как живут нивхи.

Мы зашли в один из бревенчатых, построенных на среднерусский манер домов. Скуластая, круглолицая хозяйка средних лет, широко улыбаясь, предложила нам табуреты.

– А я к васим тохторам летиться хотиля, – ткнула она себя пальцем в круглое бедро. – Вот полело, згло, а тут и срасу перестало. Панку какую-то тали, коворят, масать нато. А засем она мне, если поль усла? Мозеть, возьмете, труким кому татите?

Я посоветовал ей на всякий случай оставить растирание себе.

– А где же ваш хозяин?

– Тайка. Охота. Тавно усол, узе мноко тней.

Я огляделся. За простым деревянным столом, ловко орудуя ножом, разделывала рыбу круглолицая старуха. На огромной плите большой котел. Разделав рыбу, старуха бросала ее в котел и мешала деревянным черпаком. На меховом наборном коврике сидел, не спуская с нас раскосых черных глаз, малыш лет трех, в простой полотняной рубахе и торбасах.

– А разве вы его в ясли не водите?