Былинка в поле

Никогда прежде Автоном не был даже в мыслях у Марьки, даже в те зимние вечера, когда он на кухне доказывал мужикам пользу науки. При случайных встречах она первой здоровалась с ним, и не как с парнем, шутя и улыбаясь, а почтительно отступив в сторонку, кланяясь, опуская глаза, будто сверстнику отца уважение оказывала. Но после новогоднего гадания заиграли по-девически думы о нем - а ведь ему всего двадцатый год, этому темноусому. Вчера он на улице преступил ей дорогу:

- Почему не глядишь, Марья Максимовна, на меня? - в угрюмозато-серьезных глазах сине вспыхнула веселпнка. - Вроде никогда не обижал...

- А меня никто не обижает... на всех и глядеть?

- На всех не надо, а ко мне привыкай - посвататься могу...

Марька забежала в дом, присмирела до сумерек. Тревожно смущала молодецкая ладность крепко сбитого парня.

- Не приземляй взора, ты честная. Гляди прямо, - сказал отец. - По душе он тебе али нет?

Марька встретилась с умными веселыми глазами его, сморгнула слезы.

- Как вы, тятя с малюй, так и я.

- Жить тебе с человеком. Не вечер, не день. Поругались, потом каждый к своему гнезду. Всю жизнь вместе. - Отец, сидя на лавке, притянул ее к себе, сжал колет нями, как, бывало, в детстве. - Мы тебя не торопим, живи дома, сколько захочется.

Она опустилась на колени, склоняясь русой головой в его ноги.

- Если мою волю знать хотите, - я никогда замуж не пойду.

Отец улыбнулся, погладил Марькипу голову, велел сесть на лавку.

- Молода! Откажи им, братка, - сказала меньшая сестра Отчева. Но муж сопл ее:

- А самой страсть как охота погулять на свадьбе, покататься кругом улицы.

- Чубаровы честные люди, только старик каторжанин. Да ведь на ком нет крови в наше время? Разве только грудные не стреляли. Работящие Чубаровы. А нашему брату землеробу что еще надо, окромя работы? Родились для земли.

- Один сын, хозяин в доме, - подхватила старшая сестра Максима.

- Марька уживется со всякими, - плаксиво и гордо заговорила Катя. Слушайся старших и мужа... Ты женщина, должна любить своего мужа. Не огрызайся, не перечь. Покорностью татар взяли...

- Погодите отдавать, - остановил жену Максим, - она еще в девках не гуляла. Маялась с сестрами, четырех вынянчила.

- Зато наловчилась, со своими детьми сумеет вертеться.

- Успеет наплакаться. Гуляй, Марька, - сказал отец.

Марька ушла в горницу, села за машинку. Навсегдато отрезала себе путь к замужеству. "Господи, прибери меня поскорее, пошли смертыньку любую, спасибо тебе веки вечные буду говорить", - привычно повторяла она, в душе же такая растекалась горечь и так хотелось жить...

Собравшаяся было погулять на свадьбе родня приуныла.

- Люди они хоть и сумрачные, однако по закону живут.

В это время в дом ввалился сам Кузьма Данилыч, даже в шапке ради такого случая. Рухнул коленями на пол, пополз к ногам Максима, сгребая и волоча за собой половики. Хозяин вскочил с лавки, Катя испуганно прижалась к печке.

- Отдай Марьку! - Кузьма вцепился железными пальцами за щиколотки хозяина, будто капканом прищемил. - Ваш род силен - сорок человек, наш тоже не на воде вырос - полсотня человек. Сроднимся, державой будем. Хошь, в праворучпые к тебе пойду? Смешаем коней, и коров, и овец. Властвуй над моим и своим хозяйством.

Отрежу для тебя половину огорода и сада. Ты - умный, я - дурак, вот и заживем, как в хорошем царстве-государстве. Где силой не возьмем, там дуростью.

- Сядь, Кузьма Данилыч, как же говорить буду с тобой, если ты на полу валяешься?

- Сват! Нет краше твоей горлинки. Не сойду с этого места, умру тута, если отказом зашибешь насмерть.

Вспомни, как встретился мне с дочкой-то почесть грудной?

С тех пор и я глаз не сводил с нее, любуясь. - Кузьма лег, и из кармана выглянула бутылка. - А не умру тута в тепле, пойду в проруби утоплюсь.

- Горячий ты, Кузьма Данилыч, вода закипит в проруби.

Дверь распахнулась, из сеней, подтолкнутый в спину Фненой, споткнувшись о порог, вошел Автоном. Даже забыл сразу поздороваться с хозяевами приковал к себе внимание изображавший на полу мертвого отец.

- Падай в ноги нашему благодетелю! - голос ом воскресшего повелел Кузьма.

Враз взговоршю в Автономе часто находившее на него шутовство. Он поклонился бабе Кате, Максиму Семноновичу и повалялся рядом с отцом.

- Ну, чего с ними поделаешь? - совсем оробела баба Катя. - Впдно, судьба.

Тут очутилась в избе Фиена, уткнулась лбом в пол рядом с деверем. Неслышный смех сотрясал ее тело.

- Кузьма Данилыч, вставай, садись за стол. Автоном, Феня, вы-то почему пол метете? Он выпил, а у вас голова вкруговую? - сказал Максим Отчев.

Сели на лавки с невинным видом. Максим помялся: молода дева. Кузьма ответил, что сватаются всегда за молодых. Рожь косишь с прозеленью, да в крестцах доходит.

Но когда запросили большую кладку за невесту, Кузьма снова захмелел, закосноязычнл, понес такую чепуху, вроде того что готов запрячься в сани и кругом улиц покатать свата. Сошлись на шубе с лисой, полушалке ы туфлях. Из сепен с четвертью рыковкп вошел отец Фяены Карпей Сугуров. И родня стеклась быстро. Начался маленький запои.

13