Былое и выдумки

Я сделала вид, что придвинулась поближе. Он сел, опираясь на подушку, и взял меня за руку.

– Зачем вы сели, вам же нельзя двигаться! – сказала я, пытаясь поделикатнее высвободить руку. Но он держал крепко.

– Ерунда, это Полина выдумала, чтоб я отдыхал. Я так рад, что вы пришли.

– И я рада, что вам получше.

– Да я здоров. Порезы заживают, думаю, и шрамов страшных не оставят. Домой бы мне пора, да очень уж не хочется…

– Вот и замечательно! Дома и стены лечат! – болтала я, как бы не слыша его последних слов. Мне было ужасно не по себе, я чувствовала, что приближается нечто, чего я вовсе не хочу.

– Я давно хотел с вами поговорить. Когда еще будет случай! Только, пожалуйста, не пугайтесь!

– Что вы, чего мне пугаться! – засмеялась я, а сама действительно испугалась. И уйти нельзя, держит крепко, а вырвать силой как-то неудобно.

– Вы ведь скоро уезжаете?

– Еще не так скоро. Через неделю, дней через десять.

– Я вас прошу! Юля, я вас умоляю, давайте поедем вместе!

– А вам тоже в Москву надо? По работе? – спросила я невинно.

– Да, надо, мне очень, очень надо! Помогите мне! Я тут просто сдохну!

– Макс, вам нельзя так волноваться. Чем же я могу помочь?

– Можете, можете, если захотите!

– Да я бы с радостью, но только не знаю, как… вот вернусь в Москву – попробую поискать каких-нибудь знакомств среди медиков, может, что-нибудь…

– Глупости это, Юля, сами знаете…

Конечно, глупости. Я говорила это в надежде поскорей отвязаться и уйти, прежде чем он прямо выскажет свою просьбу. Но мне это не удалось.

– Давайте поговорим потом, в другой обстановке, ладно? – попыталась я.

– Нет, нет, сейчас, я должен знать сейчас…

– Что знать?

– Позвольте мне на вас жениться!

Он говорил быстрым, лихорадочным шепотом. И глаза у него блестели лихорадочно. Наверняка сотрясение мозга давало себя знать.

Я заставила себя рассмеяться:

– Вот так предложение руки и сердца!

– Поверьте, вы мне действительно очень нравитесь. Очень. Но если не захотите, то так только, для вида… Что вам стоит? Я получу прописку в Москве, и мы разведемся.

– Макс, Макс, что вы несете, ей-богу? У вас здесь дочь, женщина, которая вас любит…

– Да мне эта ее любовь, как… А дочь – еще неизвестно, чья она дочь. Нет, я здесь не могу больше. Я с ума сойду. Пожалуйста, Юля! И, хотите? Я немного денег подкопил, приличную сумму, все отдать не могу, но половину с радостью…

Я снова попыталась высвободить руку, и он вдруг ее отпустил. За спиной у меня раздался голос:

– Максик, да ты уже совсем выздоровел!

Я обернулась, встала. Сразу догадалась, кто это. Среднего роста, среднего возраста, в пиджаке, с острым носиком и с подведенными ниточкой бровями. Похожа на учительницу – она и была учительницей русского языка. Я протянула ей руку, назвалась. Она руки не взяла, имени своего не назвала, его назвал Макс:

– Познакомьтесь, это Валентина.

– Очень приятно, – сказала я, внутренне содрогаясь. – Как хорошо, что вы пришли, я как раз ухожу, вот больной и не останется без общества!

– Да куда же вы, – сказала Валентина с кривой улыбкой. – Не спешите, куда вам спешить. Посидите еще. Посидите, подержитесь за ручки, поворкуйте между собой. А я постою, полюбуюсь на вас.

– Валя, не надо! – слабо проговорил Макс. Он уже снова лежал. – Зря ты это, так нельзя…

– Да что ж я такого сказала? – все так же криво улыбаясь, спросила Валентина. – Разве я что плохое сказала?

Голос ее все повышался, быстро срывался в крик.

– Так нельзя, говоришь? Почему же нельзя? А этой шлюхе приезжей можно? Ей что, своих московских мужиков мало? За наших взялась? Ей, значит, чужого мужа от жены можно уводить?

– Ты мне не жена… – пробормотал Макс. Тихо пробормотал, но она услышала.

– О-о-о! Не жена я ему! А кто тебе жена? Эту, что ли, наметил? Да она усвистает к себе в Москву и не вспомнит даже!

Ах, как она была права. В этот момент я только и мечтала «усвистать» и не вспоминать.

А она уже кричала в полный голос, к развлечению всей палаты:

– Не жена я ему! А кто тебя пять лет обхаживал, как малого ребенка, поил-кормил, обмывал-обстирывал, пылинки с тебя сдувал, да еще и спал с тобой?

– Валентина, – сказала я как можно убедительнее, – поверьте, вы ошибаетесь. Все это совсем не так. Он мне совершенно не нужен.

Это не помогло – наоборот, только ухудшило дело:

– Ах, он нам не нужен! Для нас он не довольно хорош! Нам ведь чистеньких подавай, городских! А он, кому он нужен, дурачок этот деревенский? Только такой же дуре деревенской! А нам так только, позабавляться, для практики!

Терпения у меня не хватило, я тоже крикнула:

– Да что вы ко мне пристали? Какого дьявола? Разбирайтесь с ним сами! Это он ко мне лезет, а не я к нему!

И быстро ушла из палаты. А объект скандала тихо лежал на кровати, укрывшись с головой.

Полечка рассказывала мне, что жизнь бедного Макса превратилась в ад. Валентина закатывала ему дикие истерики, выгоняла из дому, потом на коленях просила вернуться. Раз ударила его по лицу, Полечке пришлось вновь зашивать открывшиеся раны, Валентина стояла рядом и вымаливала прощение.