Былое, нынешнее, грядущее

– Твоя, – прошептала Гледлид между поцелуями. – Обзывай меня, как хочешь, только не выпускай из объятий...

Огнеслава с Зорицей поздравили их с обручением, но оставался ещё один немаловажный вопрос: как воспримут эту новость матушка Милева и Стоян Благутич?

Семейство ложкаря теперь проживало в Белых горах. Дочки стали супругами кошек-оружейниц и выпорхнули из родительского гнезда, а Боско с Драгашем помогали Стояну в мастерской в Гудке, каждый день переносясь туда при помощи колец. Все были в сборе, когда Гледлид следом за Берёзкой переступила порог дома, миновав молодой сад с черешневыми деревьями и малинником. Некогда рыжий ложкарь был теперь сед как лунь, хоть и весьма поправил здоровье на Белогорской земле, а его супруга Милева раздобрела и округлилась.

– Матушка, батюшка, это Гледлид, я о ней вам рассказывала, – представила Берёзка навью. – Она предложила мне стать её супругой, и я ответила согласием. Сестрица Огнеслава нас благословила, девы Лалады тоже дают разрешение.

– Ну, а от нас ты чего хочешь? – сурово хмуря седые брови, спросил Стоян.

– Как – чего? – Берёзка переводила растерянный взгляд с ложкаря на его супругу, которая тоже радостью не сияла. – Вы ведь мне как родители... Как же без вашего благословения?

– Вот что я скажу, голубка, – молвил Стоян. – Ты ещё молодая, любви тебе хочется – это, конечно, понятно... Навеки во вдовстве запирать тебя было бы несправедливо. Только ежели б ты хотя бы с кошкой свою судьбу решила связать, мы бы даже слова супротив не сказали. Но навья... Ты уж прости, доченька, но в таком случае благословения не жди.

– Матушка Милева! – дрожащим от огорчения голосом обратилась Берёзка к супруге ложкаря. – Ну, а ты?..

– А что я? Я – как отец, такого же мнения, – ответила та, поджимая губы и бросая на навью колкий, недружелюбный взор. – Ты забыла, что было в Гудке? Запамятовала, какую цену мы заплатили, чтоб его отстоять?

– Матушка, батюшка, я ничего не забыла, только Гледлид-то тут при чём? – воскликнула Берёзка. – Она ведь даже не воевала. И никого пальцем не тронула. В чём она виновата? Родная, – повернулась она к навье, – мне надобно с батюшкой и матушкой с глазу на глаз словом перемолвиться. Сходи-ка ты в сад, прогуляйся, черешенками угостись...

– Как скажешь, – проронила Гледлид, чувствуя нарастающую тяжесть досады.

Она вышла в сад, но не стала притрагиваться к ягодам, которые там спели. Берёзка чуть не плакала, и сердце навьи переворачивалось. Она пришла сюда лишь потому, что Берёзка дорожила этими людьми, а в целом её не слишком волновало их мнение о ней. Всем мил не будешь. Если Ратибора и малышка Светолика были в её сознании неотделимы от Берёзки, и она даже не помышляла о том, чтобы взять её без детей, то родители первого мужа её избранницы не стояли для неё на первом месте.

Вскоре Берёзка показалась на крыльце – бледная, с залитым слезами лицом. Пошатываясь, она спустилась по ступенькам и, ничего не видя вокруг себя, чуть не прошла мимо Гледлид. Перехватив любимую на тропинке, та нежно заключила её в объятия и вытерла ей мокрые щёки.

– Кажется, матушка с батюшкой не очень-то жалуют нас? – усмехнулась она. – И виновата я лишь в том, что я навья...

– У них есть причина держать кровную обиду на твой народ, – всхлипнула Берёзка. – Первуша, их сын и муж мой первый, от навьей стрелы погиб... В столп ледяной обратился да так и растаял...

– И что же теперь? – Гледлид бережно кутала её в свои объятия и прижимала к себе. Вернуть улыбку на любимые уста – вот всё, чего она хотела, но не знала, как.

– Лисёночек, рыжик мой пушистенький, ну кому ж придёт в голову винить тебя в том, что сделали твои соотечественники? – Берёзка зябко ёжилась и дрожала, хотя день стоял тёплый. – У матушки с батюшкой просто предубеждение...

И она горестно всхлипнула, содрогнувшись всем телом. Навья нахмурилась, стиснув её ещё крепче и покрывая быстрыми лёгкими поцелуями всё её лицо.

– Ну-ну... Любовь моя, лада моя сладкая! Не расстраивайся. Что поделать? Обойдёмся без их благословения.

– Пушистик мой, не могу я так! – заплакала Берёзка, роняя голову на плечо Гледлид. – Они же мне родными стали... Сирота я, а они мне родителей заменили, когда я в их семью вошла. Они сказали, коли я твоей женой стану, они со мной больше разговаривать не будут... Что же нам делать теперь?

Она была так расстроена, так убита горем, что за обедом ей кусок в горло не лез, да и у Гледлид, сидевшей за столом рядом с нею, душу будто тучи затянули. Огнеслава спросила озабоченно:

– Берёзонька, что стряслось? На тебе лица нет!

– Матушка с батюшкой против нашей с Гледлид свадьбы, – севшим, бесцветным голосом проронила Берёзка. В её потускневшем, сумрачном взоре мерцала искорка слезы.

– Я поговорю с ними, родная, не тужи, – пообещала княжна. – Но не забывай, что ты вольна поступать по-своему: ты уже не дитя, да и Стоян с Милевой тебе не кровные родители. Но ссориться с ними нехорошо, я согласна. Попробую их убедить.