Быстрее молнии. Моя автобиография

«Тренировочная программа была слишком сложной, я не смог выложиться на 100 процентов…»

Квалифицироваться на дальнейшие забеги не было смысла. Действительно, зачем? За эти доли секунды я потратил все свои силы и был очень слаб, даже дневной отдых не помог бы мне восстановиться к следующему туру. Мысль о том, что я собирался победить, а не смог даже дойти до полуфинала, уязвляла меня, но я выбыл из борьбы. Афины оказались для меня слишком большим стрессом, поэтому я принял решение отдать четвертое место тому атлету.

«На, брат, забери его, – подумал я. – Оно твое».

Я пересек финишную черту пятым, и это стало для меня большим облегчением. Мое время в Афинах закончилось, и я надеялся, что напряжение спадет, когда я уеду домой. Но я должен был знать ямайских фанатов лучше. Когда на родине узнали о моем провале в квалификации, все как будто сошли с ума, они совершенно не учитывали те травмы, с которыми я боролся весь сезон. Негативные заголовки тут же появились во всех национальных газетах. Общественность хотела знать, почему я уехал из Афин, хотя был в форме; фанаты не могли понять, как я вдруг оказался тенью того спринтера-рекордсмена игр CARIFTA, которым был.

Когда я вернулся в Кингстон несколько недель спустя, повсюду распространялись слухи и возникали теории, объясняющие мой проигрыш. То меня называли «малышом» – припомнили, что я не поехал на чемпионат мира в Париж из-за «розового глаза», посчитали это признаком того, что я не смог справиться с напряжением крупного соревнования, а Афины это подтвердили. То осуждали привычку носить распятие во время забегов на Олимпийском стадионе. Крест был маминым подарком[7], он был слишком большим и прыгал на моей груди вверх и вниз во время бега, поэтому я часто зажимал его в зубах. В одной газете была написана целая статья, критикующая цепочку.

Когда фанаты и СМИ не обсуждали мои травмы и распятие на шее, то критиковали мой образ жизни. Они говорили, что я ленив и что мне бы только ходить по вечеринкам. Если кто-то из журналистов замечал, что я иду в KFC или Burger King в Кингстоне, меня немедленно в этом обвиняли. Если один или два раза я заходил в Quad, про меня писали, что я провел там всю неделю. Я знал, что были атлеты, которые тоже развлекались по вечерам, но о тех парнях никто не писал, никому не было до этого дела. Я мог пойти на вечеринку с другим спортсменом, нас даже могли сфотографировать вместе, но на меня при этом сыпались проклятия ямайской прессы, а его даже никто словом не упоминал. Это было безумие.

Для них я был падшей звездой, еще одним одаренным атлетом, который растратил свой талант понапрасну. Однако они могли думать, что хотели. Я был в порядке. Самой большой проблемой было то, что тренировки стали тяжелой ношей, физической и моральной.

Я знаю, что фанаты и пресса были правы в одном: мне нравится есть фастфуд, и я люблю вечеринки. Часто я тренировался всю неделю, а затем наступали выходные. Я проводил их так, что имел единственную возможность поесть как следует один раз за двое суток. Выходные начинались в клубе в пятницу вечером (на всю ночь), где мы танцевали, кружились, болтали. А проснувшись в полдень на следующий день, я часами играл в видеоигры до тех пор, пока не начинало сводить живот вечером. И тогда я ехал в Нью-Кингстон со своим братом Садики, где мы покупали куриные крылышки и бургеры. Обычно за выходные это была единственная еда посреди целого потока танцев и игр. Я не знаю, как вообще выжил.

К концу сезона 2004 года мне исполнилось 18 лет: я был еще совсем незрелым, учился, и никто не принимал во внимание мои нарастающие боли. Ямайские фанаты так и не разгадали меня – они не поняли, как мне нравится работать и играть. Для них я был падшей звездой, еще одним одаренным атлетом, который растратил свой талант понапрасну. Однако они могли думать, что хотели. Я был в порядке. Самой большой проблемой было то, что тренировки стали тяжелой ношей, физической и моральной.

* * *

Афины заставили меня принять решение. После этих Игр настало время, когда появился тренер Глен Миллс. Я был сыт по горло тренировками, которые навязывал мне тренер Колеман. Несомненно, он был отличным тренером по бегу с препятствиями и с успехом работал со многими другими атлетами, но его методы работы не подходили мне ни как спортсмену, ни как человеку. Как он ни старался, мы не сошлись – это была не его вина, просто так иногда случается в спорте.