Продавец несколько раз моргнул, пытаясь проснуться, внимательно посмотрел на линейку, потом на Поттера и надолго задумался. Похоже было, он решал, не вложить ли ему все свои сбережения в металлические линейки, раз они начинают пользоваться таким спросом. Очевидно, ни к какому твердому выводу он не пришел и сказал, что линейки есть.
– Я из полиции, – сказал Поттер и положил локти на прилавок.
– Слушаю, – наклонился к нему продавец. Он уже совсем проснулся.
– Я хотел у вас узнать, не покупал ли кто-нибудь в течение последней недели или двух такие линейки. Причем две сразу.
– Две?
– Да.
– Сразу?
– Да.
– Гм… Интересно. Вот вы спрашиваете – и я сразу вспомнил. Да, только не две…
– Меня интересуют именно две.
– А четыре?
– Что?
– Четыре. Я, помню, подумал: а зачем человеку, интересно, сразу четыре линейки? Что можно делать с четырьмя линейками?
Поттер почувствовал, как по позвоночнику легкой щекочущей волной прошел озноб. Щекочущий охотничий озноб. «Спокойно, – сказал он себе. – Не торопись. Скорее всего, это не то».
– А когда это было? – спросил он.
– Гм… Позвольте, сейчас я соображу… Так, так… пять или шесть дней назад… Минуточку… Да, пожалуй, шесть дней назад.
– Вы точно помните?
– Да. В тот день привезли новые калькуляторы, – продавец кивнул на блондинку, все еще пребывавшую в блаженном трансе, – и я, знаете, как-то подумал, когда покупатель попросил четыре железные линейки, что калькуляторы калькуляторами, а железные линейки лет сто уже, наверное, не меняются.
– А вы могли бы описать мне этого покупателя?
– Да, конечно. Среднего роста…
– Возраст?
– Тоже средний. Ну, лет тридцать пять. Может быть, чуть больше. Одет обычно. Если не ошибаюсь, серое пальто. Серая матерчатая кепка.
– Что-нибудь еще?
– Гм… Пожалуй, все.
– Не синт, случайно?
– Нет.
– Вы уверены?
– Конечно. Синта я сразу узнаю. По глазам. По разговору. По запаху. Я их за милю чую, еретиков. Спиной чую.
В голосе продавца появилась страстная хрипотца, а в глазах засветилась ненависть.
– Значит, точно не синт?
– Я ж вам говорю, мистер, я их за милю чую. Ползают по нашей земле, как черви. Нажрутся своего христина и ползают с пустыми глазами, людей от настоящей религии оттягивают. Из нашей Епископальной церкви только за последний год троих переманили. Запретить их секту надо, вот что я вам скажу.
– А ничего он не говорил, когда покупал линейки?
– Да нет, – сказал продавец, и глаза его начали медленно остывать, словно в них выключили ток. – Спросил, сколько. Я ему говорю – три шестьдесят.
– И все?
– И все. Попросил добавить полдюжины резинок, заплатил за все и ушел.
– Полдюжины резинок?
– Ну да.
– Благодарю вас.
Поттер вышел из магазина и сел за руль своего «джелектрика». Мотор он сразу не завел, а сидел, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Как там в книжке описывалась самодельная бомба? Самоустройство для замыкания цепи. Металлические линейки с припаянными проводками, а между ними проложены для изоляции резинки. А может быть, все это фантазии, чепуха? Школьный учитель? Мало ли кому могут понадобиться четыре металлические линейки и полдюжины резинок. Раз это был не синт – он и по возрасту не подходит к тому, что приезжал в Лейквью к Колби, – это мог быть кто угодно. А может быть, тот, кто приезжал к Лернеру? Лейтенант говорил, что Лернер может повернуться и тем и другим боком… Придется расспросить сторожа еще раз и снова приехать сюда.
Он вздохнул и включил двигатель. Охотничий азарт давно покинул его. То, что в первую секунду заставило его сердце забиться быстрее, казалось сейчас не таким уж интересным. Не та это ниточка, о которой говорил лейтенант, подумал он и нажал на реостат.
6
– Мистер Бьюгл, – сказал лейтенант Милич, – как вы относитесь к идее сотрудничества с русскими?
– Отрицательно, – сказал физиолог и ласково погладил свою лысину.
– Вы высказывали свое отношение профессору Хамберту?
– О да, – кивнул он. – Я не из тех людей, которые делают секрет из своих убеждений. Я не оппортунист, приспосабливающийся к конъюнктуре.
– Значит, приглашая вас сюда, в Лейквью, мистер Хамберт знал о ваших взглядах?
– Думаю, что да. К сожалению, в наших университетских кругах не так много людей, у которых хватает смелости придерживаться немодных взглядов.
– То есть?
– Наши либералы любят считать себя людьми, на которых трудно воздействовать. На самом деле они как дети. Они пешки на политической доске.
– И кто же ими играет?
– Все, кому не лень, все, кому это выгодно. О, вы скажете, что они сами любят всех критиковать. Да, критикуют иногда. Но дело не в этом. Они все накачаны суицидальным синдромом…
– Чем?
– Синдромом самоубийства. Они не понимают, а может быть, и не хотят понимать, что давно превратились в термитов, которые подтачивают основание нашего общества. У них на уме только одно: грызть, и грызть, и грызть, разрушая все, от семьи до патриотизма, от системы свободного предпринимательства до полиции…
«Начинает заводиться, – подумал Милич. – Как шаман».
– А вы?