Выступления не задались с самого начала из-за скверной работы импресарио, но там Айседора познакомилась с «Оркестром – восьмьюдесятью виртуозами» и согласилась поработать с ними.
В ожидании обещанных ей выступлений в «Метрополитен», Дункан позирует Джорджу Грею Барнарду для статуи «Пляшущая Америка». Но статуя так и осталась незаконченной, жена скульптора вернулась слишком рано и….
Лоэнгрин. Предчувствия беды
Как бы ни было хорошо в Париже, но проживание в гостинице стоило немалых денег, поэтому Айседора нанимает две большие квартиры одна над другой на улице Дантон № 5. Памятуя о своем печальном опыте с греческими мальчиками, она с сестрой и дочерью поселилась на первом этаже, отдав квартиру на втором воспитанницам.
Если бы Айседора работала соло и не содержала 40 человек, которых теперь еще и приходилось возить за границу, она бы стала миллионершей, но выбранный ею образ жизни требовал постоянных денежных вливаний, и уже было понятно, что если не произойдет чудо, рано или поздно ей придется сдаться.
«Так не может продолжаться! Я перебрала по моему банковскому счету. Надо найти миллионера, чтобы школа продолжала существовать!» – как-то не выдержала Айседора.
«Хорошая идея, – вяло улыбнулась Елизавета, помогая сестре раздеться, – твои бы слова, да богу в уши».
«Я должна найти миллионера! Ну, конечно, я должна найти миллионера!» – как заведенная шептала Дункан. Идея сделалась почти навязчивой, во всяком случае, окружающие, наверное, решили, что Айседора сошла с ума. Каково же было их удивление, когда через несколько дней на пороге появился всем известный миллионер Парис Зингер[258]
.Рыцарь Лоэнгрин из оперы великого Вагнера – только такое сравнение могла найти Айседора. Все происходило быстро и по нарастающей. Они сделались сначала партнерами, потом любовниками. Зингер полюбил Дердре и дунканят, которых не уставал баловать. Много раз он предлагал Айседоре выйти за него замуж, но она отказывалась, не желая связывать себя узами брака. Наконец, она почувствовала, что беременна, и в положенный срок родила мальчика, которого назвали Патриком.
Они жили сначала в Ницце, куда была перевезена школа, потом в Париже. Здесь Парис купил особняк, в котором Айседора устроила свою школу. На этот раз набрав двести человек.
Работа идет полным ходом, эмоции захлестывают, а Зингер, словно не понимая важности миссии Дункан, требует чтобы она проводила все время с ним, в идеале – бросала сцену и школу и жила с ним и детьми в имении. Желая доставить ему удовольствие, Айседора по нескольку месяцев проводит рядом с любимым, умирая со скуки. Не удивительно, что сначала она завела интрижку со своим пианистом, а потом… в общем, Парис не выдержал и сбежал, устроив грандиозный скандал.
Потеря Зингера – серьезное испытание, ведь теперь их связывает маленький Патрик, да и Дердре давно уже называет Париса отцом. Черная меланхолия опускается на солнечную Айседору. На очередных гастролях в России она вдруг принимает сугробы за детские могилки, будуар, оформленный для нее лучшим художником Парижа, пугает ее орнаментом, построенным на сочетании двух черных крестов. Два креста на ладони – знак потери двух близких ей людей, нагадал ей художник Бакст. Мир словно наполняется дурными предзнаменованиями.
Танцуя «Похоронный марш» Шопена, она вдруг начинает изображать женщину, хоронящую собственного ребенка. Откуда этот образ? Почему она решила танцевать под музыку, под которую никогда не репетировала? Многим позже Айседора будет просыпаться среди ночи с одной только мыслью: «Я ведь знала все наперед. Знала, и ничего не сделала».
День накануне гибели детей Айседора запомнит в деталях, тысячи раз прокручивая в памяти каждое незначительное событие, изменив которое, можно было бы переиграть саму судьбу. Человек просто так устроен, что не умеет смиряться с безвозвратными потерями.
Когда все случится, об Айседоре будут говорить как о бесчувственной, злой женщине, не пролившей ни единой слезинки на похоронах собственных детей. Дункан же впала в ступор, превратилась с соляной столб. С момента трагедии она перестает быть прежней Айседорой Дункан: «Мне кажется, что есть горе, которое убивает, хотя человек и кажется живым. Тело еще может влачиться по тяжелому земному пути, но дух подавлен, подавлен навсегда. Я слышала, как некоторые утверждают, что горе облагораживает. Я могу только сказать, что последние дни перед поразившим меня ударом были последними днями моей духовной жизни. С тех пор у меня одно желание – бежать, бежать, бежать от этого ужаса, и мое вечное стремление скрыться от страшного прошлого напоминает скитание Вечного жида и Летучего голландца. Вся жизнь моя – призрачный корабль в призрачном океане».