Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

Фрейд сделал нечто подобное для развития западной мысли. Он предпринял попытку проникнуть под поверхность осознанного мышления и показать глубокие корни чувств и мыслей индивида; он показал, что сознание человека есть результат влияний, ему самому неизвестных, возникающих в силу его природных инстинктов и опыта раннего детства.

Эйнштейн произвел революцию в картине физического мира, однако, в отличие от идей Маркса и Фрейда, адекватное представление о его теоретических достижениях может быть дано только экспертом. Тем не менее он, как Маркс и Фрейд, характеризовался несгибаемой верой в разум.

Теории, созданные этими тремя людьми, были не позитивистскими умозаключениями на основании наблюдаемых данных, а рациональными прозрениями, «доказанными» только через много лет после того, как концепции были высказаны (или, как в случае Фрейда, никогда не могут быть «доказаны» так, как для среднего человека «доказываются» научные утверждения).

Маркс, Фрейд и Эйнштейн были тремя немецкими евреями. Это были три гения, определившие направление человеческой мысли на столетия. Поскольку ни один гений – не цветок, растущий в пустыне, он нуждается в почве, способствующей его росту; мы должны заключить, что эта необыкновенная продуктивность немецко-еврейского культурного супружества имеет корни в глубоком родстве еврейской и немецкой культур. Это родство труднее обнаружить сегодня, после того как мы видели ярость антиеврейских чувств у той части немецкого населения, в которой нашел опору нацизм. Однако евреи и немцы должны разделять некоторые основополагающие качества, делающие плодотворность их взаимоотношений понятной.

Я полагаю, что такое основополагающее качество существует, но его часто игнорируют, потому что, думая о Германии, мы обычно представляем себе могущественную германскую империю, созданную примерно в последней четверти XIX века, хотя ее развитие началось около 1850 года. До того и немцы, и евреи большую часть своего исторического существования были нациями, не обладавшими могуществом. Бессилие евреев очевидно. Бессилие германцев тоже становится заметным, если сравнить их со странами вроде Испании, Португалии, Франции и Англии, которые столетиями были политически и экономически могущественными нациями, сменяя друг друга в управлении огромной частью мира. До 1871 года немцы могли быть справедливо названы народом поэтов и мыслителей («das Volk der Dichter and Denker»), и, возможно, никто не олицетворяет антинационалистический и антимилитаристский дух лучше, чем один из величайших германцев, живших в тот период, – Гёте, с особой силой выразивший свое отвращение к войне, национализму и особенно к так называемой освободительной войне.

Я думаю, что это отсутствие могущества

является основой глубокого родства германского и еврейского духа и тем самым условием необыкновенных результатов их сосуществования. Однако оно же может объяснить интенсивность нацистского антисемитизма.

Принципом нацизма было распространение власти Германии. Если учесть, что еврейский дух представлял гуманистическую и «противостоящую власти» точку зрения, типичную для их нации, как и для ранней немецкой культуры, то нацисты были не совсем неправы, рассматривая, со своей точки зрения, евреев как опасность для Германии. На самом деле евреи всегда были опасностью, и не только для Германии, потому что они доказали: народ может выживать на протяжении двух тысячелетий, не обладая никакой властью. Тем самым они дискредитировали, если не обесценили, веру в то, что власть и сила – а они всегда идут рука об руку – необходимое условие выживания нации, как казалось нацистам.

(Когда я говорю о евреях, я говорю о прошлых поколениях. Власть Гитлера и травма холокоста так сильно повлияли на живших позднее, что они сдались духовно и поверили, что нашли ответ на проблему своего существования в основании государства, которое, правда, лишено зла, присущего более или менее всем государствам именно потому, что они основаны на силе.)

Было бы лицемерием отрицать, что сила была главным принципом всех великих наций. Выделить нацизм за его воинственность и стремление к завоеваниям – значит просто использовать его как тонкий инструмент для создания иллюзии, будто другие могущественные нации действовали иначе. Я здесь говорю, конечно, о принципах нацистской внешней политики, а не об их жестоком диктате внутри страны.