Быт и нравы царской России

После воцарения Василия на престоле последовали опалы. Многих сановников и дворян, неугодных Василию, сослали на службу в дальние города, а именитых отстранили от должности и от двора. У многих забрали поместья. Летопись говорит, что Василий нарушил обещание не мстить никому лично, без суда и без вины. Появились недовольные, народ стал роптать, тем более что многие ему завидовали и считали его избрание незаконным, хотя и не осмеливались высказывать это вслух. Даже самые близкие к Василию люди выражали недовольство, так как не получили ожидаемых соответственно их положению наград. В народе тоже не было спокойствия, но это было неудивительно, так как в России за один год сменились четыре самодержца, произошли два цареубийства, да и Шуйский занял трон без согласия Великой Земской думы. Сомнение вызывал и возраст Василия: ему было шестьдесят лет, и он не был женат, а отсюда возникала неопределенность с наследованием. Забегая вперед, скажем, что Шуйский все же женился. Его женой стала Мария, дочь боярина князя Петра Ивановича Буйносова-Ростовского. Но предания говорят, что этот брак имел плохие последствия. Не испытав любви в молодости, Василий нашел ее в пожилом возрасте, забросил государственные дела, а глядя на него, его сановники тоже охладели к своим делам, так как известно, что в России «все движется и живет царем». Но это только предание, так как дела Василия говорят об обратном.

Выше было отмечено, что при венчании на царство Василия отсутствовала обычная пышность. Произошли перемены и при дворе нового царя. Литовские послы заметили, что исчезли телохранители и стрельцы, украшенные золотом; и самые знатные чиновники, стараясь угодить стремлению Василия к бережливости, сняли свои богатые одежды. Вместо веселья и роскоши теперь везде были простота, торжественная важность и безмолвие. Литовцам, по их словам, казалось, «что двор московский готовился к погребению».

Присяга Шуйского

Шуйский видел злоупотребления неограниченной власти и хотел пресечь их на пользу россиян. Когда сановники, вельможи и граждане клялись новому царю в верности, он удивил всех тем, что сам тоже дал клятву, что не было в обычаях царей. Шуйский поклялся «не казнить смертию никого без суда боярского, истинного, законного; преступников не лишать имения, но оставлять его в наследие женам и детям невинным; в изветах[167], обвинениях требовать прямых явных улик с очей на очи и наказывать клеветников…»

{168}.

Этим Шуйский думал избавить россиян от ложных доносов и наказаний, за которыми следовала конфискация имущества, которая пополняла казну, но вела к разорению целых семейств. Однако вместо признательности многие люди, и знатных и простых фамилий, были возмущены и напомнили Василию, что еще при Иване III в России установлено правило, по которому клятву может давать только народ государю, но не государь народу. И это говорилось не из лести и не из рабской преданности царю, а из страха ослабить царскую власть. Люди предпочитали иметь царские милости вместо закона. Отступление от любых традиций или обычаев могло привести к свободомыслию и брожению в умах, а это рождало смуты. Народ еще помнил смутные дни во времена детства Ивана и боялся возвращения этих времен.

Взаимные упреки

На одной из встреч с польскими послами князь Мстиславский произнес страстную речь о самозванстве Гришки Отрепьева, о кознях Сигизмунда и доказывал, что без помощи поляков безродный бродяга никогда не овладел бы московским троном. Мстиславский отметил, что Лжедмитрий был справедливо казнен, равно как и поляки, с которыми расправился русский народ за их наглость, но делалось это без ведома бояр и дворянства, и они были в убийствах не виновны. В заключение он сказал: «Кто виною зла и всех бедствий? Король и вы, паны, нарушив святость мирного договора и крестного целования».