Быть Хокингом

Тот теплый безоблачный июньский вечер снова встретил нас в Доме сената, и мы были поражены при виде толпы друзей и поклонников, которые терпеливо стояли в очереди, чтобы попасть на концерт, метко названный Honoris Causa[188]

. Я увезла Стивена оттуда, чтобы проделать кратчайший путь до списков с результатами экзаменов за пределами Дома сената, и оставила его на той же лужайке, вокруг которой мы прогуливались всего лишь два дня назад. Там он сфотографировался с компанией разных почетных гостей – из фирмы, спонсирующей концерт, из его колледжа и из университета, – пока я ходила узнавать, почему очередь двигалась так медленно. Ее длина частично объяснялась тем, что десятилетний Тим был единственным продавцом программок внутри здания, хотя Люси и мой отец вовсю трудились, провожая гостей к их местам. Распорядившись помочь Тиму, я присоединилась к Стивену. Управляющий Дома сената, к моему смущению, настоял на том, чтобы мы со Стивеном официально поприветствовали гостей, и держал нас снаружи, пока остальная аудитория рассаживалась. Нас приветствовали овацией стоя. Пока Стивен лучезарно улыбался аудитории и делал пируэты на коляске, мне было больно от стыда и неловкости, и я порадовалась возможности сесть спиной к аудитории.

Несколько минут спустя звуки трубы барокко в сонате Перселла для этого победоносно доминирующего инструмента открыли концерт, взмывая над головами людей к потолку XVIII века, богато украшенному лепниной. Как я и надеялась, аудитория была так довольна вечерним развлечением, что добавила щедрые пожертвования к скромным сборам, в результате чего мы смогли отправить чеки с внушительными суммами трем благотворительным организациям: Ассоциации по борьбе с мотонейронной болезнью, Центру исследования лейкемии и фонду Леонарда Чешира, – а также окупить концерт с билетных продаж. Было очевидно, что вечер имел потрясающий успех: мы принесли пользу благотворительным организациям; Кембриджский камерный оркестр музыки барокко заключил новую спонсорскую сделку и блестяще выступил перед полным залом; и, что самое главное, Стивена щедро чествовали и осыпали аплодисментами сотни поклонников. Он, однако же, был раздражен и рассержен. Его восприятие событий было замутнено завистью к Джонатану и его оркестру, которые якобы затмили его перед публикой. Это было настолько же несправедливо, насколько такие чувства не соответствовали обычному характеру Стивена. Он был очень увлечен началом проекта и в перерывах между поездками в Америку сам с энтузиазмом брался за его развитие. Джонатан, будучи от природы сдержанным, благоразумно отошел в сторону, чтобы дать Стивену возможность упиваться преклонением аудитории в конце концерта, и действительно, сомнений не оставалось – это был спектакль Стивена. Еще более непохожим на Стивена стало то, что он напомнил мне, что честь не несет в себе никаких титулов, поэтому принимать участие в торжестве я не должна. Итог был настолько же неотвратим, насколько неприятен: он пал жертвой лести. Ее угоднические истоки были не бескорыстны и, похоже, питали в нем идеи, противоречащие его щедрой, пусть и упрямой, природе.

Ослепляющий свет рампы был направлен на Стивена на протяжении того лета, и никогда он не светил так ярко, как во время нашего второго визита в Букингемский дворец несколько недель спустя, хотя по сравнению с первым визитом, семь лет назад, этот был на удивление душевным. Мы прошли похожую процедуру, опять переночевав накануне в Королевском обществе, но с той лишь разницей, что в этот раз Тим и Амарджит Чохан, индийская сиделка Стивена, поехали с нами, а Люси не забыла взять с собой элегантные туфли, которые подходили к ее темно-коричневому платью и чудесно контрастировали с ее белокурыми волосами. И снова, как и раньше, пробка на улице Мэлл не двигалась, хотя в этот раз причиной тому была смена караула. Чтобы мы не стояли в плотной толпе вокруг главного входа, нас направили к королевскому служебному подъезду, откуда мы внезапно попали в тихий красочный загородный сад вдали от горячего душного шума Лондона и его дорожных пробок. Конюший, ливрейные лакеи и фрейлина королевы приветствовали нас невозмутимолюбезными улыбками и повели во дворец мимо сверкающей игрушечной машины, которой играл принц Чарльз в детстве, и пары велосипедов, а затем вверх в необъятный мраморный колонный зал, который освещался по всей длине и был обставлен мебелью, обтянутой красной и розовой дамасской тканью. Огромные экспозиции лилий стояли как декоративные стражи, охраняющие свои сокровища.