Быть отцом! Звездные папы о своем родительском опыте

– Я своим детям не пел детские песни. Пел Талькова, Высоцкого, Визбора, Окуджаву. Я же их всех лично знал, и они меня знали. Вот кого знал, тех и пел.

Что самое важное вы бы хотели донести до своих детей.

– Чтобы они были православные – не на словах, а в корне, чтобы любили нашу Родину, страну. Как бы ни было тяжело, страну никогда нельзя покидать, если ты русский. Я бы мог много где жить, но здесь лежат все наши прапрапра. Тем более нам, Конюховым, это нельзя. У нас в роду пять канонизированных святых.

Сколько должно быть детей в семье?

– Это, я думаю, зависит от семьи. Конечно, надо больше двух обязательно, иначе население страны не будет расти. Три – хорошо. Пять, шесть – отлично. Но это зависит и от здоровья людей, и от времени. Мы с матушкой хотели бы еще девочку. Детей же нельзя просто клепать, правильно? Надо их любить. Дети не должны быть в тягость.

– Отец Федор, каким было ваше первое детское впечатление от моря?

– Не помню. И как научился плавать, тоже не помню. Я же вырос на Азовском море. Даже родился на берегу. Мама говорила: «Пошла рачков собирать поутру, там и родила». У нас в роду все священники или моряки. И я с восьми лет уже знал, что буду путешественником, таким, как Георгий Седов[1]. Мой дедушка участвовал в его первой экспедиции на Новую Землю. Он говорил: прежде чем стать путешественником, надо выучиться на штурмана, и я пошел в Одесское мореходное училище. Потом уже окончил ленинградское арктическое училище.

– В советское время о ваших родственниках-путешественниках наверняка рассказывали, а о ваших родственниках-священниках говорили открыто?

– Моего родственника протоиерея Николая Конюхова убили 29 декабря 1918 года. Обливали водой на морозе, а когда он потерял сознание, застрелили. Мои родители старались об этом нигде не упоминать – боялись. Даже когда я пошел учиться в Духовную семинарию в 1969 году, папа сказал: «Ты поменьше там распространяйся о том, что у тебя в роду священники были».

Сейчас, конечно, я горжусь своими предками. Молюсь и прошу у них прощения за то, что мы стеснялись, боялись говорить о них.

«Я ухожу раз за разом в океан не за тем, чтобы еще чем-то удивить мир или поставить очередной рекорд в плаваниях под парусами. Я просто боюсь людского мира и всего скверного, что сопутствует жизни на берегу, и завидую людям, которые до такой степени боялись скверны мира, что уходили далеко от этой скверны в леса и пустыни, в монастырские кельи и там всю жизнь проводили в молитвенном общении с Богом[2].

– Как получилось, что вы пошли учиться в семинарию?

– Очень просто получилось. Поступил – и все. Вот как я с детства знал, что буду путешествовать, так же знал и что буду священником. Мне представлялось, что где-нибудь в пятьдесят лет я перестану путешествовать и буду служить на приходе. В пятьдесят восемь лет я принял сан.

– Когда вы были маленьким, ваша мама сказала, что вы будете очень одиноким человеком. Как считаете, почему?

– По моим повадкам. Мать всегда видит своего ребенка.

– То есть вы в детстве были одиночкой?

– Не то что одиночкой. Я всегда делом занимался – тем, что мне нравится. Я люблю рисовать, у меня есть талант. Плохой, мало, но есть. Это мое. Поэтому я учился живописи.

То же самое с путешествиями. Меня же в плавание никто не гонит. Просто мне там нравится, там мой мир. И священником я стал не для того, чтобы делать карьеру в Церкви. Я священник, потому что это у меня в крови.

«Что я дам Господу после моей смерти?

Я хочу дожить до глубокой старости. Хочу истратить жизнь и себя на труды. Я уйду в землю, а на ней оставлю плоды моего труда. И пойду в землю как сработавшееся орудие.

– Вы были в семье «белой вороной»? Не таким, как остальные дети?