Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека

– Но вы и в диаспоре сохранили свое тайное единство.

– Не преувеличивай. Большинству евреев еврейство по фигу, не говоря о смешанных браках, а в Америке их большинство.

– А Израиль?

– Что Израиль? Никакого бы не было Израиля, если бы не Гитлер.

– Почему палестинцы должны страдать из-за Гитлера? Есть точка зрения, что холокост, который я, заметь, не отрицаю, – массовое самоубийство евреев.

– Ну, да. Жан-Люк Годар. Я люблю его ранние фильмы – «На последнем дыхании», «Жить своей жизнью», «Презрение», видел их еще на тайных просмотрах в России.

– Признаю, крайняк. Тем более Годар подводит под эту мазохистскую теорию меркантильную базу: евреи шли в газовые камеры, чтобы привлечь к себе внимание и, пожертвовав собой, способствовать созданию Израиля. Я с этим не согласен.

– Еще бы! Спасибо и на том.

Встаю и кланяюсь Стасу в пояс.

– Перестань поясничать, – говорит он, делая ударение на «о». – У меня еще парочка аргументов на эту всегда горячую тему.

– Всего?

– Откуда такая ровная цифирь: шесть миллионов? Кто считал? Сами евреи, которые погибли в концлагерях? И сообщили с того света?

– Вообрази, мир был бы сейчас совсем другим, если бы эти шесть миллионов не были уничтожены.

– Мир был бы совсем другим, – повторяет Стас и, сделав в уме скорые подсчеты: – Евреев было бы в разы больше. Не на шесть, а на пятьдесят миллионов. Сколько теперь в мире евреев?

– Миллионов двадцать, наверное, – неуверенно говорю я.

– А сколько еще от смешанных браков. Половинки, четвертинки и прочие. Опять-таки породнившиеся – туда же. Помнишь, что твой Мандельштам говорил? Еврейская кровь – как уксус: достаточно одной капли.

– Гитлер считал евреем даже квартерона. По Гитлеру, еврейская примесь вчетверо сильней арийской?

– Четыре ноль в вашу пользу! – подает голос Тата.

– Нет, ты представь себе, если бы не Гитлер, в мире сейчас было бы семьдесят миллионов евреев! Страшно подумать, когда ими и так все схвачено.

Сюда бы Довлатова – тут уж он Стасу точно вдарил бы и раскроил его черепушку, силы Сереже было не занимать! И на этот раз я бы его не удерживал. Любой суд его бы оправдал! Нет, почему Сережа мертв, а Стас все еще отсвечивает, хоть и старше на три года?

В этот момент Стас мне глубоко отвратителен. Даже Тата растерялась.

– Он пьян, – говорит она.

– Что у трезвого на уме….

– Ну и что, что пьян, – кричит Стас и машет недопитой бутылкой над головой. – Гитлер свою миссию выполнил, хотя и недовыполнил: изменил мир бесповоротно и навсегда.

– Ты уверен, что к лучшему? Дело не в количестве, а в качестве. Не только демографический, но и культурный пейзаж мира был бы иным. Сама цивилизация была бы другой.

– А знаешь, что сказал Гитлер перед тем, как пустить себе пулю в рот? «Человечество навсегда будет благодарно мне за уничтожение иудейского племени». Так и есть – он сделал эту черную работу за поляков, за литовцев, за украинцев, да хоть за французов. Они это сами признают. Им бы не выдержать конкуренции с евреями.

– Американы и бритты выдерживают…

– Ты думаешь? Сомневаюсь.

– Так не уничтожил же, – возвращает нас к нашему спору Тата.

– Недоуничтожил, – поправляет ее Стас. – У вас слишком живучий ген.

– А как их всех уничтожить? – спрашивает Тата. – Гитлер что, не знал про Америку?

– Он надеялся на американских немцев. Пятая колонна. Гитлер был идеалист, мечтатель, вегетарианец. При виде крови падал в обморок.

– Хорош вегетарианец! Двенадцать миллионов убитых: половина – евреи, другая – христиане.

– Вот! Сам признаешь, Гитлер – это не только холокост. Вторую мировую нельзя сводить к одному холокосту.

– Знаешь, что про вас говорил Тойнби? – продолжает Стас. – Вы – «историческая окаменелость». Тебя взять. Ты мне по плечо. А руки-ноги – таких крошечных не встречал ни у кого.

– Коли не встречал, то делай вывод: не все евреи такие деграданты, как я.

– Ручки-ножки – какие миленькие, – наваливается на меня мощная Тата, я возбуждаюсь и задыхаюсь в ее объятиях. Почему я клеюсь к ней, имея жену, которую дико ревную? Где ее носит!

– Настохренело про евреев, – распаляется Тата.

– Вот именно: евреи – стоячее болото. Можно увязнуть, – говорит Стас.

– Стоячее… – мечтательно повторяет Тата и начинает расстегивать мне ширинку.

– Цыц, малявка! А у меня не помню, когда стоял. Не на кого.

– А на меня! – удивляется Тата. – Я же папина дочка. Пусть кровосмешение. Помнишь, как всю меня мыл в детстве, а потом испугался. Смотри, отдамся еврею.

– Только попробуй!

– Ты мне не указ! А потом предъявлю как доказательство, что они действительно совращают и развращают нас, ариек. Вот за что их немцы уничтожали – из ревности и зависти.

В самом деле, я тащусь от славянок, включая обеих жен, а к своим дышу ровно.

– А негры объясняют расизм завистью белых к их причиндалам, – говорит Стас.

– Муде к бороде. Какая связь?

– Подтверждаю личным опытом. – Это, конечно, Тата. – Размеры выдающиеся, все внутренности выворачивает, но не в размерах счастье. Игры не хватает. Один механический акт, но какой! Обалденно! Работали, как две сексмашины. Мечта! Еще бы разок!

– Виагру не пробовал? – подначиваю я Стаса.