Читаем Бытие как общение полностью

Подобные же выводы можно сделать из рассмотрения идеи"личности"(person) в древнеримском мышлении. Специалисты спорят о степени влияния, которое греческое употребление"prТswpon"оказало на римское"persona"и происходит ли термин"persona"от греческого или каких‑то других источников.[21] Однако оставив в стороне этимологическую проблему, реальность, по–видимому, заключается в том, что, по крайней мере, в начале римское употребление этого термина не очень отличалось от греческого. В своем антропологическом оттенке римское"persona", вероятно, склонялось больше, чем его греческий эквивалент к выражению идеи конкретной индивидуальности,

[22] но в ее социологическом, а позднее[23] в юридическом употреблении он никогда не переставал выражать древнегреческий"prТswpon"или"proswpe‹on"в его театральном нюансе"роль": персона есть роль, которую играет в социальных или юридических отношениях нравственное или"юридическое"лицо, которое или коллективно, или индивидуально не имеет ничего общего с онтологией лица, личности.

Это понимание лица связано с концепцией человека в римской античности очень базовым образом. Римское мышление, которое в основе своей является организующим и социальным, интересуется не онтологией, не бытием

человека, а его отношениями с другими, его способностью образовывать ассоциации, вступать в контакты, создавать"коллегии", организовывать жизнь людей в"Государстве". Таким образом, еще раз, личность не имеет никакого онтологического содержания. Она является дополнением к конкретному онтологическому бытию, чем‑то, что позволяет — без этого в самой малой степени волнуя римский менталитет — тому же самому человеку действовать больше, чем одна prosopa, играть много разных ролей. В этой ситуации свобода и неожиданное снова чужды концепции личности. Свобода осуществляется группой или в конечном итоге государством, организованной целостностью человеческих отношений, которые также определяют ее границы. Но точно также как это мы видели в случае с греческими prТswpon или proswpe‹on, римское persona выражает одновременно и отрицание и утверждение свободы человека: как
persona человек подчиняет свою свободу организованному целому, но также утверждает себя одновременно средством, возможностью, ощущения свободы или утверждения своей тождественности. Эта идентичность — этот жизненно важный компонент концепции человека, тот, который отличает одного человека от другого, который делает человека тем, чем он есть — гарантируется и обеспечивается Государством или каким‑то организованным целым. Даже когда авторитет Государства ставится под сомнение и человек восстает против него, даже тогда, когда он преуспевает в том, чтобы избежать наказания за это его hubris, он будет искать какую‑то юридическую и политическую силу, какую‑то концепцию Государства, чтобы дать ему новую идентичность, утверждение его самости. Политизация современного человека и развитие социологии в наше время не может быть поняты без ссылки на римскую persona
. Дело здесь в преобладающе западном менталитете нашей цивилизации, соединении persona с proswpe‹on древних греков.

Таким образом, древний греко–римский мир воспринимает идею личности. Слава этого мира состоит в том, что он показывает человеку рамки существования, которые могут быть названы личными. Слабость этого мира заключается в том, что его космологические рамки не позволяют онтологически оправдать этот аспект существования. Proswpe‹on и persona остались указателями в направлении понятия личность. Но они сознательно — и это именно то, что требовалось космологическими рамками космической или государственной гармонии — напоминали, что этот личностный аспект не является и никогда и не должно быть идентичности сущности вещей, идентичным истинному бытию человека. Другие силы, а не качество личности претендовали на то, чтобы быть содержанием человеческого существования.

Как же тогда мы могли придти к отождествлению личности с бытием человека? Как могла свобода стать идентичной этому"миру", идентичность конкретного человека — продукту свободы, а человек в самом его бытии — идентичным личности? Чтобы осуществить эти вещи, были необходимы две основные предпосылки: а) радикальное изменение в космологии, которое освободило бы мир и человека от онтологической необходимости и б) онтологическая точка зрения на человека, которая объединила бы лицо с бытием человека, с его постоянным и длительным существованием, с его истинной и абсолютной идентичностью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги