Бывшие люди

Тетка Владимира Эли Трубецкая была третьим членом семьи, умершим в том же месяце. Трое ее сыновей – Андрей, Владимир и Сергей – были на фронте, с ней в подмосковной деревне оставался младший, восьмилетний Георгий. Как и многие, Эли в годы войны оказалась в отчаянной бедности. Ей приходилось ходить по деревням, выпрашивая еду; добрые люди подавали пару картофелин или морковок и несколько кусочков хлеба. Несмотря на бедственные обстоятельства, Эли дала приют беженке и заботилась о ней. Когда женщина узнала, что ее приютила бывшая княгиня и жена врага народа, она стала шантажировать Эли; тогда та наскребла немного денег и уговорила ее держать язык за зубами. В конце концов беженка донесла на Эли в НКВД, мол, та говорила, будто жизнь при царе была лучше. Эли арестовали в январе 1943-го, она едва успела сказать старушке соседке, что произошло, и попросить ее разыскать дочь Ирину, которая была в туберкулезном санатории, и попросить ее позаботиться о маленьком Георгии. Эли увезли в Бутырскую тюрьму, где 7 февраля она умерла от тифа. Маленький Георгий, также болевший в это время тифом (их комнаты кишели вшами), к счастью, выжил.

В январе 1942 года Анна Сабурова шла по обледеневшей улице, поскользнулась и упала. Она попыталась встать, но не смогла. Анна пролежала так несколько часов, зовя на помощь, но никто из прохожих не остановился. Наконец несколько человек сжалились над ней, ее уложили на санки и отвезли домой. Анну даже пытались устроить в больницу, но свободных коек не оказалось. Павел как мог помогал ей из Царицына, заботливые соседи навещали ее каждые несколько дней и приносили поесть.

Ксения, узнав об этом, едва не лишилась рассудка. Ей невыносимо было знать, что мать прикована к постели, а она не может помочь; она была в ужасе от мысли, что Анна умрет до того, как кончится срок ее заключения. Ксения написала в НКВД, прося разрешения вернуться к матери. Она просила помилования, утверждая, что мать непременно умрет, если она как можно скорее не вернется. Ответа она не получила. Осенью 1942 года Ксения начала обдумывать план побега, чтобы нелегально вернуться к Анне во Владимир, однако оставила эту мысль, поскольку была слишком слаба. У нее по нескольку дней не бывало твердой пищи, она страдала головокружениями и обмороками. Наконец в марте 1943 года ей сообщили об окончании срока, но из-за военной разрухи она смогла достать билет на поезд только в сентябре.

Когда Ксения приехала во Владимир, Анну поместили в больницу. Она была спасена за несколько месяцев перед тем случайно, когда группа санитарных инспекторов зашла в ее квартиру. Хозяйка не хотела их пускать, но они все же протиснулись внутрь и обнаружили Анну. Ее немедленно поместили в больницу, и место нашлось. Из страха, выработанного десятилетиями гонений, Анна отказывалась назвать себя. Одна из санитарок была уверена, что где-то видела ее лицо прежде. И вскоре вспомнила где. Она почему-то вырезала из «Московского листка» и все эти годы хранила свадебную фотографию Александра Сабурова и Анны Шереметевой, опубликованную в 1894 году. Она принесла докторам пожелтевшую фотографию. Никто поначалу не мог в это поверить. Неужели это один и тот же человек? Анна была в ужасном состоянии, истощенная и слабая. До конца жизни она уже не могла ходить, однако никто не услышал от нее ни одной жалобы. Она продолжала благодарить Бога за все, что случилось, и всякому, кто хотел слушать, говорила только «так и надо».

После пяти с половиной лет разлуки мать и дочь соединились. Ксения забрала Анну к себе в однокомнатную квартиру на окраине города. Врач Анны побывал у них в 1944 году:

Люди, знавшиеся с царями, подошли к трагической черте своего существования. И ни одной жалобы, ни ропота, ни стона. А в комнате не топлено, обеда не бывает, хлеба еще не получили. И с утра мать и дочь ничего не ели. Дочь Ксения Александровна пробыла несколько часов на рынке, продавая свои вещи, но никто ничего не купил, и она вернулась при мне с пустыми руками. Мать, утешая ее, сказала: «Плохое перед хорошим», и продолжала спокойно разговаривать со мною – умно и интересно…