Бывшие люди

Но через четыре года, 26 апреля 1936-го, Бориса и Юрия вновь арестовали. «Никогда не забуду маминого лица, – вспоминала Ксения без малого через полвека, – она вошла в мою комнату, стала в дверях, вся дрожа, и произнесла только: „Обоих!“» Братьев увели в комендатуру ивановского НКВД и несколько месяцев держали во внутренней тюрьме в полной изоляции. Во время обыска у Сабуровых нашли несколько изданий Библии и множество книг по церковной истории. Когда следователь спросил Юрия о его политических взглядах, тот заявил: «Я монархист». Обоих братьев, как и в 1929-м, обвинили в контрреволюционной пропаганде, агитации и хранении контрреволюционной литературы. Юрия обвиняли еще и в участии в подпольной военной организации. Эти аресты были частью большой операции, проводившейся во Владимире. За несколько дней перед арестом Сабуровых было арестовано множество священников. Один из них, отец Афанасий, ковровский епископ (позднее причисленный к лику святых), был обвинен в связях с Ватиканом и белогвардейцами на Украине. Братьев приговорили к пяти годам лагерей и отправили в Вологду, а затем в Котлас и здесь разделили. Юрий отправился в Ухтпечлаг, группу лагерей на реках Ухте и Печере в Коми. Борис – в Белбалтлаг в Карелии. Путь Юрия лежал на север и восток, Борис перемещался на запад.

В конце 1936-го – начале 1937 года Юрий сменил несколько лагерей. 19 апреля 1937 года он писал из лагеря близ станции Ветлосян, что ни писем, ни посылок, ни денег, которые родные посылали, не получал. Он винил себя, что долго не отвечал, но объяснял, что у него не было ни карандаша, ни бумаги: «Я живу сравнительно неплохо. За это время перебывал на 3 лагпунктах, но ни разу ни на каких тяжелых работах не работал. Хворал дизентерией. <…> Последнее время работаю на лаптях – учился плести лапти, собственно не плести, а только заготовлять лыко для плетения. Работа, конечно, не тяжелая, в теплом помещении».

Это было последнее письмо от Юрия, весной он умер от дизентерии. Когда письма от него перестали приходить, Анна несколько лет делала запросы о здоровье и положении сына, но ответов не получала. И только в 1940 году получила официальное извещение, что Юрий дополнительно приговорен к десяти годам заключения «без права переписки» и выслан в лагерь в Сибири. Анна умерла, так и не узнав правды о судьбе сына.

Бориса тоже несколько раз перебрасывали из лагеря в лагерь. Весной 1937 года он заболел и был освобожден от тяжелых работ в лесу. Анна, которая посылала ему еду и деньги (последние до него никогда не доходили), написала Пешковой с просьбой помочь Борису попасть в лагерный госпиталь в Медвежьей горе (позднее – Медвежьегорск). Борис направил аналогичный запрос начальнику лагеря; он надеялся, что его если не отправят в госпиталь, то переведут в рабочий корпус Бутырки. Лагерное начальство проигнорировало эти просьбы, а состояние Бориса ухудшалось. Ноги у него опухли, и он не мог ходить. К лету он был уже лежачим. Улучшенное питание и более мягкие условия содержания, а позднее посещение лагерных врачей вернули Борису здоровье, и к концу года он вновь оказался в бараке на Сеннухе. Зиму он провел на лесоповале, и к весне его здоровье ухудшилось. Ноги опять отекли, в легких появилась жидкость, ему было трудно дышать. Анна пыталась добиться его освобождения, но все ее просьбы были отвергнуты. В начале июля 1938 года Борис понял, что умирает. Он написал матери и дяде Павлу Шереметеву, чтобы они не посылали ему больше продуктов. 2 августа его похоронили на лагерном кладбище на Сеннухе; он умер, меньше месяца не дожив до своего сорок первого дня рождения.

Анна, всегда уповавшая на волю Господа, в конце концов смогла примириться и с этой потерей. Некоторые местные бабы даже прозвали ее «счастливой матерью». «Где же счастье?» – удивлялась Анна. «Счастье, что в страданиях детей у тебя свеча все время Богу горит», – отвечали ей.

«Праведники еще есть на Руси, – писал ковровский епископ Афанасий, – которые молят Господа о ее спасении. Если бы не было праведных, Господь уничтожил бы нас. Вот, например, у меня есть знакомая Сабурова Анна – жена бывшего петербургского губернатора. Она лишилась в революцию мужа и отца, в 1932 г. арестовали двух ее сыновей, сама больная, но ни в одном письме ко мне она не возроптала на Господа».