Бывший вундеркинд. Детство и юность

Обычно время от времени я ездил в Кембридж во время своих коротких отпусков. Моя сестра Констанс делала попытки ввести меня в общество своих друзей из Радклиффа, и я помню, что среди них была девушка из Австралии, с которой я иногда проводил время. Свой короткий летний отпуск я провел в Нью-Гемпшире, а затем вернулся к работе в издательстве «Encyclopedia». Но к тому времени стало ясно, что такая работа, абсолютно приемлемая в качестве обучающей ступени на моем профессиональном пути, совершенно не удовлетворяла меня в качестве окончательного пристанища.

Я не испытывал уныния от того, что занимался работой, хотя и доставлявшей мне радость, но ведущей в никуда. Эта работа очень во многом как нельзя лучше подходила моему возрасту. С точки зрения той эффектности, с которой развивалась моя жизнь, это может показаться деградацией, но я сам так не думаю.

В жизни человека ни обычный рассказ в иллюстрированном журнале о чьем-то успехе, ни трагедия в греческом духе не могут быть естественным и имеющим значение выходом. То, что в конце человек умирает, это понятно, но понятно также и то, что этот факт физического конца чьей-то жизни не является имеющим для него значение выходом. В путешествии, начинающемся в небытие и заканчивающимся в небытие смерти находится все то, что является действительно важным в жизни, и это путешествие не имеет ничего общего ни с полным драматизма плаванием среди штормов, ни с триумфальным шествованием от успеха к успеху; время от времени наступают периоды неудач или периоды затишья на морских просторах.

Может показаться, что после раннего развития и получения ученых степеней в столь раннем возрасте эта рутинная работа рабочего мастерской, компилятора, вычислителя и журналиста является шагом назад. Но для меня все это было примерами жизненного опыта в мире, окружавшем меня, большую часть которого мальчик обычно приобретает в более раннем возрасте в виде обычной последовательности его естественного развития. Поскольку у меня не было возможности познать этот жизненный опыт в более раннем возрасте, и поскольку контакт с миром, окружающим любого человека, представляет собой существенную часть его образования, эти ежедневные переживания имели для меня то очарование и ту новизну, которые воспитанный в нормальных условиях мальчик никогда не смог бы ощутить. Таким образом, описание этих периодов жизни и моей реакции на них является столь же существенным для этой книги, как и все прочее, и, вероятно, это самые волнующие страницы.

Когда я снова начал искать работу, я услышал о вакансии на математическом отделении в Пуэрто-Риканском университете. Я отправил свои бумаги в качестве кандидата, но не получил никакого ответа. Несколькими днями позже я получил срочную телеграмму от профессора Освальда Веблена с нового испытательного полигона в Абердине, штат Мэриленд. Он просил меня приехать, чтобы принять участие в работе персонала по баллистическим испытаниям в качестве гражданского лица. Это был шанс для меня по-настоящему участвовать в работе, связанной с войной. Требовался мой безотлагательный приезд, поэтому я тотчас же встретился с Райнсом и уволился с работы в «Encyclopedia». Я сел на ближайший поезд до Нью-Йорка, где я сделал пересадку и направился в Абердин.

Абердин в штате Мэриленд в то время был маленьким ничем не примечательным провинциальным городком. Небольшая ветка железнодорожной линии, находившейся в распоряжении правительства, соединяла деревню с местом, где не было даже железнодорожной станции, и где мне надо было сойти с поезда. Я обнаружил целый ряд времянок, стоящих прямо на болоте, с тех пор это место превратилось в маленькую правительственную станцию, имеющую весьма приятный вид. В те же дни трактор стоял всегда наготове, чтобы вытаскивать огромные грузовики из топи.

Создание абердинского испытательного полигона явилось очень важным событием как в истории науки Соединенных Штатов, так и в профессиональной деятельности отдельных ученых, работавших там. Хотя научная работа в Америке уже в течение долгих лет была на высоком уровне в астрономии, геологии, химии и других сферах, все же большинство лучших представителей прошли обучение в Европе, а то и просто были приглашены из Европы. Математика сильно отставала от этих наук, как это было принято считать. Как я уже говорил ранее, Биркгоф был первым по-настоящему великим американским математиком, достигшим вершин в этой науке без обучения в Европе. К тому времени прошло всего лишь шесть лет, как он получил свою первое научное звание в 1912 году. Таким образом, мы, американские математики, были очень слабым звеном, и в стране нас воспринимали как большую группу бесполезных недотеп со знаками отличия. Было практически невозможно поверить, что мы могли сыграть какую-либо полезную роль в государственной военной мощи.