Бывший вундеркинд. Детство и юность

Как я уже сказал, меня поместили в один из старших классов в начале второго года обучения в Айерской средней школе. Мне было почти одиннадцать, и я был пронизан духом неповиновения. У меня была дикая идея (которая так и не обрела никакого реального воплощения даже среди моих близких товарищей) создать организацию среди детей моего возраста, чтобы противостоять власти старших. Затем я пришел в себя и задавался вопросом, а не совершил ли я преступление уже тем, что помышлял о таких вещах. Я утешал себя тем, что полагал, что даже если это и было преступлением, я был слишком юн, чтобы подвергнуться серьезному наказанию.

К концу весеннего семестра в средней школе я привык обедать с моими одноклассниками и учителями в саду, заросшем низкорослыми дикими вишнями, рядом со зданием школы. Земля была покрыта анемонами и фиалками, а кое-где проглядывали венерины башмачки. Теплое весеннее солнце, проглядывающее сквозь ветви, которые только-только начали покрываться зеленых пухом листвы, призывало к новой жизни и к новым свершениям.

В тот последний год моего пребывания в школе, и когда мне уже было одиннадцать, я влюбился в девочку, игравшую на пианино на наших школьных концертах. Четырнадцатилетняя дочь железнодорожника, лицо которой было усеяно веснушками. Это была бесплодная, но все же настоящая любовь, а не любовь маленьких детей, лишенная половой чувственности. Она была развита не по годам. Мне же было всего одиннадцать. Внешне я состоял из смеси элементов, принадлежавших как восьмилетнему мальчику, так и четырнадцатилетнему подростку. Эта телячья привязанность казалась мне смехотворной, должно быть, и другие воспринимали ее также, и я стыдился ее. Я пытался продемонстрировать себя с той стороны, которая казалась мне единственно приемлемой — сочинить для нее музыку, и это я, который был менее музыкален, чем кто-либо из мальчиков. И как в случае со многими подобными музыкальными сочинениями, его звучание напоминало последовательные удары по черным клавишам пианино.

Конечно же, эта дружба не могла привести ни к чему, даже к обычной «любовной связи». Кроме того факта, что я еще был ребенком в силу своего возраста, во мне вызывали сильное беспокойство новые и лишь наполовину понятные мне силы внутри меня, чтобы я смог порвать со своим детством и втянуться в запретные удовольствия. Мои родители, расспрашивая меня и других людей, убедились, что эта девочка не причинит вреда моему телу и не обречет мою душу на муки вечные, хотя, ради справедливости надо отметить, что такой опасности не было вовсе. Этот жизненный опыт ознаменовал собою конец беззаботного детства. И хотя я не особенно стремился вырасти, я обнаружил, что я стремительно приближаюсь к зрелости с ее неизвестными обязанностями и возможностями.

Телячья любовь — это жизненный опыт любого нормального мальчика. Но через пару лет мальчик начинает общаться с девочками своего возраста и учится чувствовать себя с ними комфортно. И к тому времени, когда он поступает в колледж, бывает полон надежд на успех серьезного ухаживания за девушкой, намереваясь жениться на ней в недалеком будущем. Однако моя телячья любовь возникла слишком рано, и когда мне перевалило за двадцать, я все еще испытывал трудности и не помышлял о женитьбе.

Конец учебного года был заполнен вечеринками по поводу окончания школы, устраиваемыми моими одноклассниками, которым уже исполнилось семнадцать или восемнадцать лет. Даже когда я был признанным хозяином, и гости приехали в Оулд Милл Фарм на экипажах, взятых на прокат у жителей Шейкер, я чувствовал себя на этом празднике посторонним. Я сидел в комнате, устроившись под столом и наблюдал за танцами как за ритуалом, в котором для меня не было роли.

После того как закончились празднества и церемонии по случаю окончания школы, я провел лето в Оулд Милл Фарм с моим журналом «Св. Николас» и моими айерскими друзьми, время от времени навещая Гомера и Тайлера Роджерсов на их ферме. Несколько раз я пытался получить приз у Лиги Св. Николаса, являвшейся колыбелью для начинающих художников, поэтов и романистов, но самое большее, чего я добился, это упоминания моего имени в списке отличившихся всего лишь один раз. Я вынужден был довольствоваться удовольствиями, которые можно было купить. К этому времени мне купили дешевый фотоаппарат «Brownie»; я надеялся купить пневматическое ружье, но поскольку родителям эта идея не понравилась, самое лучшее, что я смог себе позволить, был пугач.