Ч. Р. Метьюрин и его "Мельмот скиталец"

В том же «Предисловии» Метьюрин сделал еще несколько замечаний, заслуживающих внимания. Одно из них имеет характер полемический, но представляет интерес и по существу. Речь идет об одной из «вставных повестей» романа, имеющих особые заглавия. «Один из моих друзей, которому я читал „Рассказ испанца“, порицал меня за то, что в нем много такого, что возрождает к жизни ужасы романов школы Радклиф, — преследования в монастырях и террор Инквизиции. Я защищался, пытаясь убедить моего друга, что тяготы монастырской жизни, какими я их описал, проистекают не столько от необыкновенных происшествий, с которыми мы сталкиваемся в романах, сколько от обилия мелких повседневных мучений, которыми и вообще-то отмечена вся наша жизнь. Царящий в монастырях полный застой предоставляет их обитателям досуг, чтобы эти мучения изобретать, а власть над людьми, к которой присоединяется злая воля, — все возможности для того, чтобы их применять на деле. Я верю, что слова мои окажутся для читателя более убедительными, чем для моего друга».

Высказанная здесь мысль, очевидно, имеет своею целью показать, что автор, изображая потрясающие и полные трагизма картины повседневного быта в одном из испанских монастырей XVII в., вдохновлялся при этом не литературными вымыслами, вроде тех, какие можно было встретить в романах Анны Радклиф, но достоверными свидетельствами и соображениями о подлинной монастырской действительности, ужасы которой превосходили все то, что в состоянии были придумать сочинители; при этом Метьюрин исходил из анализа причин тех горестных и достойных сожаления событий, которые порождает в монастырях искусственно создаваемая ненормальная обстановка, далекая от мирской жизни и привычного быта. Закономерным следствием создававшихся в монастырях порядков являются злоба, гонения, преследования, изощренные способы издевательства человека над человеком, поощряемое и вознаграждаемое предательство, даже убийства, остающиеся безнаказанными. Резко отрицательное отношение Метьюрина к католическим монастырям, бросающееся в глаза в его «Рассказе испанца», одной из наиболее страшных и патетических «вставных повестей» в «Мельмоте Скитальце», — очень характерно для него как для пастора-кальвиниста, отрицавшего монашество и все виды и формы монастырского общежития. Тем не менее Метьюрин не мог основываться на реальных наблюдениях над монастырской жизнью, так как не мог собственными глазами видеть ни одного монастыря: в современной ему протестантской Великобритании их не было, они были упразднены Реформацией еще при Генрихе VIII в XVI в. От этих времен осталась большая антимонастырская и антимонашеская литература. При описании монастыря в Мадриде Метьюрин поневоле должен был исходить из печатных источников; если он отрицал (не с полным основанием) воздействие, которое могла оказать на него литература готических романов, то перед его глазами в момент создания «Рассказа испанца» несомненно находились кое-какие другие литературные источники.

В том же «Предисловии» Метьюрин коснулся еще двух других «вставных повестей», вошедших в текст романа, утверждая, что они также основаны на реальных фактах действительности. Так, пишет он, имея в виду «Повесть о двух влюбленных» (кн. IV, гл. XXIX–XXXII), история Джона Сендела и Элинор Мортимер «основана на действительном событии». «Оригиналом для образа жены Вальберга, — сообщает Метьюрин далее, говоря о „Повести о семье Гусмана“ (кн. IV, гл. XXVIXXVIII), — послужила женщина, еще находящаяся в живых»; как бы для подтверждения этого факта он желает ей долгой и счастливой жизни.

Приведенные свидетельства автора интересны прежде всего как попытка утвердить достоверность того жизненного материала, на котором построен роман, как ни разнообразны по своему характеру и стилю отдельные части, из которых он составляется. Может быть, настаивая на строгой достоверности многих событий, о которых идет речь в романе, Метьюрин преследовал еще одну цель: убедить читателя, что образ центрального героя столь же полон житейской правды, несмотря на присущие ему сверхъестественные черты, сколь и образы названных выше второстепенных действующих лиц. Для этой же цели роману потребовалась и особая усложненная композиция.