Ч. Р. Метьюрин и его "Мельмот скиталец"

В одной из повестей Е. А. Ган, напечатанной в «Библиотеке для чтения» (1839), — «Медальон», где изображается небольшое светское общество, съехавшееся в Пятигорск на минеральные воды, фигурирует также эпизодическое лицо из окружения петербургской баронессы — «чиновник по особым поручениям, страстный охотник производить сильные впечатления», который «старался прослыть во мнении прелестной баронессы одним из бальзаковских тринадцати, Мельмотом или хоть Вечным Жидом, всем чем угодно, только не невинным чиновником осьмого класса. В его глазах и голосе пробивалась, будто невольно, скрытность человека, посвященного в глубокие таинства; он говорил баронессе о любви своей гробовым, удушливым голосом, переплетая изъяснения рассказами об удовольствии мучить человечество, о несравненном наслаждении упиться кровью друга, — хоть ему только раз в жизни удалось замучить до смерти ящерицу! — и в порывах бешенства грозил ей мщением… К несчастью, баронесса, не веруя в существование Мельмотов, слушала его с равнодушной улыбкой, не менялась в лице, даже ни разу не пожелала узнать, посредством каких путей сообщения оный чиновник осьмого класса имеет влияние на судьбы Европы, хоть он беспрестанно намекал о том» [204]

.

Гоголь был, вероятно, первым русским писателем, в произведениях которого его младшие современники подметили черты сходства с «Мельмотом Скитальцем» Метьюрина. Так, И. П. Галахов впервые сопоставил тип Плюшкина из «Мертвых душ» со старым Мельмотом, типичным скрягой, изображенным в первых главах «Мельмота Скитальца» [205]

. Те же главы романа Метьюрина позднее были подробно сопоставлены И. А. Шляпкиным в особой статье [206]

: по его наблюдениям, страницы Метьюрина отозвались не столько в «Мертвых душах», сколько в более ранней повести Гоголя «Портрет». «Особенно впечатлительны должны были быть образы Матюрина в творчестве Гоголя, когда он пробивался к натурализму по разным дорогам, между прочим, и сквозь узкую полосу увлечения формами романтически-ужасного жанра в его нескольких разветвлениях, — заметил В. В. Виноградов и уточнил: — Это время от „Кровавого бандуриста“ до „Портрета“ включительно, т. е. в 1832–1834 гг.» [207]

.

В двух редакциях повести «Портрет» действительно существуют черты сходства с романом Метьюрина. Портрет Джона Мельмота 1646 г., спрятанный в нежилую комнату, напоминает тот, о котором рассказывается в повести Гоголя, прежде всего темными глазами старика: они, по словам Гоголя, «глядели так живо и вместе мертвенно, что нельзя было не ощутить испуга; казалось, в них неизъяснимо странною силою удержана была часть жизни. Это были не нарисованные, это были человеческие глаза». У Метьюрина умирающий дядя посылает племянника в комнату, где находится портрет, предупреждая, что оригинал его жив, и завещает сжечь картину. У Гоголя сам художник бросает портрет таинственного старика в огонь: «Как только был затоплен камин, он бросил его в разгоревшийся огонь и с тайным наслаждением видел, как лопалась рама». Но и у Метьюрина, и у Гоголя оригинал портрета остается живым и является владельцам изображения сквозь запертые двери, что должно свидетельствовать о его демоническом начале. Хотя сходство между эпизодами из «Мельмота Скитальца» и некоторыми подробностями повести Гоголя несомненно, но оно ослабляется тем, что мотив неотразимого по своей живости или прямо оживающего портрета, выходящего из рамы, был излюблен западноевропейскими и русскими романтиками: к гоголевскому «Портрету» указано немало параллелей, в том числе из новелл В. Ирвинга, Э. Т. А. Гофмана и других, в свою очередь имеющих сходство с «Мельмотом Скитальцем».

Воздействие «Мельмота Скитальца» отчетливо чувствовалось в ряде русских повестей 30-х и 40-х годов: Н. А. Мельгунова, M. H. Загоскина, В. Ф. Одоевского и др. Н. А. Мельгунов (которого мы предположительно можем считать переводчиком «Мельмота» в первом русском издании 1833 г.) является автором весьма занимательной повести «Кто он?», включенной в сборник его повествовательных произведений — «Рассказы о былом и небывалом» (М., 1834), зависимость которой от «Мельмота» представляется особенно заметной и бесспорной. Таинственная фигура Вашнадана кажется бледной, но близкой копией героя Метьюрина: Вашнадан походит на Мельмота и нестерпимым блеском своих глаз (которые он скрывает темными очками), и своим непонятным долголетием, и необъяснимыми поступками, которые совершает он в доме Линдиных, приняв образ покойного жениха Глафиры Линдиной и похитив ее из дома ее родителей; история Вашнадана и Глафиры Линдиной в свою очередь имеет сходство с историей Иммали-Исидоры в «Мельмоте» [208]. В романе M. H. Загоскина «Искуситель» (1838) фигура барона Брокена, появляющегося в светских салонах Москвы, также кажется сколком с Мельмота; действие происходит в России в конце XVIII и начале XIX в.