Чай из трилистника

В детстве Джузеппе прославился своей рассеянностью и инертностью. Его частенько видели на перекрестках с отвисшей челюстью, за что он получил прозвище «Боккаперта», то есть «Раззява». Единственной посильной для него работой было подметать улицу перед местной таверной, посетители которой, случалось, баловали его нечаянной монеткой. Тем не менее его жизни предстояло стать долгой чередой экстатических и сверхъестественных происшествий, по своему масштабу не сравнимой ни с одним из правдоподобных житий всех прочих святых.

Несмотря на очевидное тупоумие, Джузеппе отличался удивительной набожностью. Нередко его можно было заметить в обществе священнослужителей, которые терпели его как простодушного. Спустя несколько лет они из жалости допустили его к экзамену на священство. Чудесным образом ему достался единственный текст, который он умел читать. Дальше его карьера пошла огромными скачками. За семнадцать лет пребывания Джузеппе во францисканской обители в Гротелле было засвидетельствовано и документально зафиксировано людьми непререкаемого здравомыслия свыше семидесяти его левитации. В одном из случаев монахи сооружали голгофское распятие. Срединный из трех крестов имел тридцать шесть футов в высоту и соответствующий вес: чтобы поднять его, требовались усилия десятерых мужчин. Св. Джузеппе, как сообщается, с необыкновенной быстротой пролетел семьдесят ярдов, отделявших его от креста, подхватил его, будто соломинку, и водрузил на место.

В конце концов его жизнь настолько переполнилась подобными, смущающими душу явлениями, что церковные власти почувствовали необходимость его изолировать. Неаполитанские инквизиторы обвинили Джузеппе в том, что он " увлекает за собой толпу, словно новый Мессия". Вдобавок к левитации, он был подвержен экстатическим припадкам, из которых его невозможно было вывести ни битьем, ни прижиганием свечой, ни уколами булавкой. Неизлечимо сверхчувствительный к религии, он на тридцать пять лет был отлучен от прилюдного служения мессы, пения в хоре, совместной трапезы с братией и отправления любых публичных обязанностей. Впоследствии он сменил несколько всё более глухих и отдаленных мест заточения. Брошенный людьми, но ежедневно посещаемый Богом, 10 августа 1663 года, в день св. Лаврентия, принявшего мученическую смерть на раскаленной решетке, Джузеппе Купертинский занемог. 15 августа, в праздник Вознесения Богородицы, Джузеппе собрал силы для последней, недолгой левитации. Он умер 18 сентября, отвергнутый иерархами и почитаемый народом.

8. ТАБАЧНЫЙ

Как мне описать Беренику в те годы? Фотография — лишь одно из обличий. Я помню ее, к примеру, в юбке, из темной шотландки, до колен, которая идет к ее темным, подстриженным "под Клеопатру" волосам и глазам цвета травы. Поверх кремовой вышитой блузки на ней надета бутылочно-зеленая шерстяная кофточка, из магазина, потому что мать, которая сама бы ее связала, умерла несколькими годами раньше.

Ногти у нее обгрызены. Большой и указательный пальцы левой руки вымазаны фиолетовыми чернилами, а на правом запястье нарисованы фиолетовые часики. Без десяти два. На правом колене струп, память о падении недельной давности, когда она споткнулась по пути на утреннюю мессу, потому что надела новые лакированные туфли с ремешком и низким каблуком — они и сейчас на ней, — и скользкие подошвы еще не зашершавились; теперь носки уже слегка ободраны. Уши у нее проколоты: я вижу крошечные мягкие дырочки в мочках; сегодня сережек на ней нет.

Я запомнил эти подробности потому, что накануне вечером читал рассказ о Шерлоке Холмсе под названием "Картонная коробка". Если сюжет вам знаком, то вы помните, что в коробке (желтой, из-под паточного, или нектарного, табака) обнаружились два отрезанных уха, одно из которых — мужское — было проколото. Более того, коробка была отправлена из Белфаста, города, в котором я жил, что придавало событиям рассказа еще большую реалистичность. Поэтому в тот день я поневоле сосредоточил внимание на ушах Береники, и, рисуя их в своем воображении, и по инерции вижу и остальное.

Как неустанно повторяет Холмс, идеальный мыслитель, всесторонне изучив один-единственный факт, способен воспроизвести не только цепочку событий, которые ему предшествовали, но также и все последствия, к которым он приведет. Подобно тому, как Кювье мог по одной кости верно описать всё животное, внимательный наблюдатель, глубоко осмысливший одно звено в череде эпизодов, будет в состоянии в точности определить все остальные, как до него, так и после.

Мысленным взором я следую за Береникой — или, быть может, переношусь в свое прежнее тело рядом с ней. Мы у Водохранилища, прислонились к развалившемуся навесу где-то на заброшенных участках. Из кармана своей зеленой кофты она достает «Черепаховый» портсигар и одной рукой, с щелчком и эффектным, заговорщическим жестом, открывает его. Внутри лежат две галлахеровские «Синие», которые они сует в рот и прикуривает от одной спички, словно главный персонаж голливудского фильма. Ее искусность меня впечатляет.