Вернее, на самом деле это была группа соседствующих деревень, но чаще всего их называли просто «деревня Акюра»... Как бы там ни было, это место держалось поодаль от остального мира.
С ним ее связывала узенькая дорога... но деревню без преувеличения можно было назвать тайной.
Но, конечно же, несмотря на всю самостоятельность, Акюра не могла полностью себя обеспечивать, а кроме того, они должны были быть в курсе происходящего в мире, чтобы знать, кому нужны услуги диверсантов.
Поэтому Акюру периодически посещали странствующие торговцы, которые довольно быстро становились друзьями всей деревни.
Для живших в Акюре детей, которые день за днем проводили в суровых тренировках, появление торговцев, приезжавших где-то раз в месяц, являлось одним из немногих развлечений в жизни. Их рассказы о жизни во внешнем мире заменяли Тору и Акари сказки о фантастических мирах. Как только появлялось время между тренировками, дети тут же обступали торговцев со всех сторон и разговаривали с ними.
Одну из девушек, приходивших вместе с торговцами, звали Хасумин Уло.
Она была коренным торговцем — родилась и росла среди них, причем мать родила ее прямо в пути от одной деревни к другой. Она жила подобно листу, летавшему по ветру. Не могла назвать какое-либо место своим домом и при всем этом даже гордилась такой жизнью.
— Все, что мне нужно — тихая, спокойная жизнь, — говорила она детям-диверсантам, беззаботно мечтавшим о безумных битвах и подвигах на полях боя. — Повидать разные места. Многое увидеть, многое услышать. Многое испытать. Этого довольно.
— Но ведь тогда после тебя ничего не останется, — отвечал ей маленький Тору. Он не мог понять и принять ее жизненные ценности и определение счастья. — Все это исчезнет, когда ты умрешь.
— Это не так, — с улыбкой говорила Хасумин. — Пусть и не буду работать на поле боя, но и я смогу оставить после себя кое-что. Я оставлю воспоминания в головах тех людей, с которыми встречалась. Или же...
Щеки Хасумин порозовели и она погладила свой живот.
— Если у меня будет ребенок, то он станет доказательством того, что я жила. А если дети будут и у него, то я буду жить в своих внуках. Моя жизнь не прервется.
Тору еще не знал, что она уже успела влюбиться в одного из юношей из их торговой группы и ждала от него ребенка.
Когда он узнал об этом, то сильно расстроился.
Можно сказать, Хасумин была первой любовью Тору.
Разумеется, он был младше нее лет на 10, и это нельзя назвать настоящей любовью. Просто чувства, которые ребенок испытывал к близким родственникам противоположного пола, своего рода псевдолюбовь. Пусть Тору так и не смог окончательно принять ее выбор, но через несколько месяцев он все же начал желать ей счастья.
Шло время...
Когда Хасумин приехала в Акюру вместе с остальными торговцами в следующий раз, ее животик стал заметно больше. И Хасумин, и ее муж говорили с Тору о столь желанном ими ребенке.
Но...
...
— Когда Хасумин приехала в деревню в следующий раз... она умерла.
— ...Умерла?!
Скорее всего, Чайка ждала, что рассказ Тору о своей первой любви будет намного длиннее. От этих неожиданных слов на лице Чайки застыл испуг.
— Их атаковали. Бандиты или что-то вроде такого.
Они истребили весь отряд.
Погибли и родители Хасумин, и ее муж. Судя по оружию, бандиты были дезертирами из какой-то армии. Конечно же, торговцы сами имели вооружение и нанимали телохранителей, но противников было слишком много.
— Я до сих пор помню случившееся во всех подробностях.
Он постоянно видел это в своих снах.
Он видел это столько раз, что эти воспоминания стали неотделимы от него самого.
Он не смог бы забыть их, даже если бы захотел.
Эти воспоминания были клеймом на его душе.
— А-а... а-а-а-а-а...
Хасумин уже не могла произносить слов — лишь плакать.
Казалось странным и даже изумительным то, что она вообще была еще жива и не лишилась голоса. Конечно же, всем прекрасно известно, что иногда упорство и крепость некоторых людей далеко выходят за рамки мыслимого, но ведь и у них должен был быть предел. То, что Хасумин еще не погибла, можно было списать разве что на чудо. Из ее миниатюрного тела торчали копья. Одно даже пронзило ее насквозь со спины, и его кончик выглядывал из живота.
Возможно, она не могла умереть. Возможно, она просто не позволяла себе умереть, хоть и понимала, что смерть избавит ее от страданий.
— А-а-а-а... а... а...
В своих руках Хасумин держала крохотный сверток.
Трудно было поверить, что внутри него человек.
— А-а... а... а... а...
Но это был ее драгоценный малыш, укутанный в одеяло.
Это была маленькая жизнь, рожденная в муках и страданиях после девяти месяцев томительного ожидания.
Но... эта жизнь уже ушла в прошлое.
— А... а...
Может, Хасумин не замечала этого.
Может, замечала, но не хотела в это верить.
Младенец умер до своей матери.
В этом не было ничего странного. Новорожденные умирали из-за сущих пустяков. И, глядя на то, в каком состоянии находилась сама Хасумин, трудно представить, что с ее ребенком могло быть все в порядке.
— ...
Хасумин держала перед собой на руках мертвого ребенка, словно умоляя кого-нибудь спасти его, и шла вперед.