Собственные тела магов не отличались особой силой, и с точки зрения диверсантов они были не опаснее младенцев. Но в том, что касалось силы, которой они умели манипулировать, маги опережали диверсантов буквально на порядок. Если дать магу крупное гундо и достаточное количество топлива, он сможет в одиночку разрушить целый замок до основания. Чем больше заклинаний и магических диаграмм они накладывали друг на друга, тем более тонкой и сильной становилась их магия.
Если сравнивать одну лишь разрушительную мощь, то диверсанты и в подметки не годились магам.
Однако, конечно же… в битве диверсанта против мага первый одерживал победу в 8-9 схватках из 10.
Это и битвами трудно назвать. Узнав, что сражается против мага, диверсант ни за что не стал бы атаковать в лоб, а постарался бы прикончить мага до того, как он закончит зачитывать затратное по времени заклинание.
Но… Хасумин сейчас говорила вовсе не о том, кто кого поборет.
И не о том, у кого больше сил.
Тору знал это, и именно потому не понимал.
Раз так, то почему диверсантов боятся?
— Наверное, дело в чувствах.
— Чувствах?
— Или в расположении духа.
— …О чем ты? — переспросил Тору, нахмурившись.
Он не понимал. О чем говорила Хасумин?
— Диверсанты ведь готовы пойти на все ради выполнения своей цели, так?
Сеять сомнения риторикой. Придумывать хитрые планы и совершать немыслимое. Брать заложников, предавать, лгать, и многое другое, чем они заслужили славу подлых и бесчестных людей. Они могли без тени смущения совершать такое, на что адекватный человек ни за что не решился бы так просто.
— Потому мы и диверсанты, — не без гордости ответил Тору.
Его учили тому, что именно это — основа жизни диверсантов и ключ к их силе. То, что отличает их от рыцарей, связанных узами чести и благородства. Это понимали все страны, и именно поэтому спрос на диверсанта оставался стабильным.
— Но другие так не могут. Поэтому они боятся, — сказала Хасумин, посмотрев на небо. — Диверсанты могут с легкостью пойти на это. Они могут не ощущать ни стыда, ни раскаяния. Наверное… люди боятся расположения духа, который позволяет им это.
— Что это значит? — хмуро спросил Тору. — Неужели и ты так считаешь, Хасумин?
Чернорабочие поля боя. Шавки власть имущих.
Готовые пойти на любую низость ради достижения цели. Бесславные ублюдки.
Общепринятое мнение о диверсантах было примерно таким. Тору всегда считал, что все эти люди, связанные по рукам и ногам «честью» и «справедливостью», просто втайне завидуют им и их истинной силе.
Но…
— Я не боюсь вас, — с улыбкой отозвалась Хасумин.
Она слегка наклонилась и заглянула в глаза сидевшего рядом с ней Тору. В ее глазах не проглядывалось ни гнева, ни насмешки. Они напоминали глаза старшей сестры, поучавшей своего упрямого братика. Настоящей «старшей сестры» у Тору не было.
— Ни я, ни все остальные торговцы. Мы… осознаем, кто вы — люди, живущие в Акюре, — уверенным тоном проговорила Хасумин. — Мы уверены, что поняли вас. Глядя на вас, мы начали понимать, что означает жить, не сводя глаз со своей цели. После этого мы просто признали, что в чем-то мы схожи, а в чем-то отличаемся.
— …
Слова Хасумин оказались слишком абстрактными для Тору, и он не понял их до конца.
Но Хасумин продолжала говорить, как ни в чем не бывало. Уже потом Тору осознал, что она не пыталась таким образом заставить его понять ее речь. Скорее всего, ей хватало прозорливости говорить эти слова с заделом на будущее в надежде на то, что однажды Тору поймет их смысл.
— Но, скорее всего, кого-либо еще об этом просить бессмысленно. Возможно, даже мы лишь считаем, что понимаем вас, а на самом деле просто ошиблись, или вы обманули нас..
— Мы бы не стали…
— Я знаю. Я же сказала «возможно», — прервала его Хасумин, повернувшись к Тору. — В конце концов… вера — это сугубо односторонняя вещь.
— …
«Односторонняя». Не ищущая отклика, взаимопонимания и сочувствия.
Почему-то Тору это слово показалось ужасно грустным.
Ему казалось, что слова Хасумин прозвучали нелепо.
И по сей день Тору помнил, что в тот день он долго не мог заснуть.
Когда Тору очнулся, то ощутил, что ему немного тяжело дышать.
Наверное, сказывался груз на груди.
— М…
Впрочем, этот груз отнюдь не был тяжелым.
Тору спал, прислонившись спиной к каменной стене. На его груди же спал еще один человек. Он немного дергался во сне, перераспределяя вес. Видимо, это и вызывало тяжесть дыхания Тору.
— …
Он немного опустил взгляд и увидел перед собой серебристые волосы.
Эта девочка казалась такой же невысокой, как и раньше… или, точнее, казалось, что она совершенно не подросла со дня их встречи. Может, это какая-то особенность тела, может, болезнь. Саму ее больше беспокоил не рост, а упорно не желавшая расти грудь… но Тору, в свою очередь, это совершенно не волновало.
Чайка.
На руках и ногах сидевшего в позе лотоса Тору свернулась калачиком принцесса погибшей страны. Она лежала так ровно, словно говорила, что здесь ей самое место. Ее вид напоминал котенка или щенка, нашедшего любимое место на теле своего хозяина — под мышкой, на шее или плече — и с комфортом устроившегося там.