Чайный аромат

И эти дни были самыми радостными и счастливыми для меня.

Я часто вспоминаю день нашего отплытия. Яркое утро плавилось над пологими волнами, огромная толпа людей провожала нас, крики, прощальные взмахи рук, завистливые глаза моих подружек, запах моря, водорослей, гул ветра в вершинах мачт, крики чаек, стремительный уход палубы из под ног во время разворота и наконец – выход из бухты в открытый безбрежный океан.

Это был мой сон! Гудящие, выгнутые ветром паруса, серебристая водная рябь, бело – пенный бурун за кормой, легкая дрожь всего корабля, веселый скрип снастей, гулкое хлопанье волны под носом бригантины – не отпускали меня долгие годы, вернувшись теперь явью. И я никак не хотела уходить с палубы, пока отец не взял меня за руку, чтобы отвести пообедать.

В то злосчастное утро, когда я еще спала, стук в дверь и голос отца заставили меня проснуться.

– Джеми, доченька! Я запру твою каюту снаружи! Пираты! Мы будем сражаться! Ничего не бойся и никто не тронет тебя!

Я услышала звук запираемого замка, быстрые шаги, потом бешеный топот по палубе, крики, металлический скрежет и лязг клинков, выстрелы, стоны, тяжелые удары в борт нашей бригантины. Замерев от ужаса, я сидела на постели боясь пошевелиться. Через какое – то время раздался шум и восклицания на английском языке, я только поняла команду – «Осмотреть все!»

Словно очнувшись, я мгновенно оделась, обула башмачки, и только я прибрала свои волосы, как дверь распахнулась – и вошел чернобородый, с черным платком, завязанным на шее, в высоких ботфортах, Гран.

– Джеми! Малышка, твой дядя желает видеть тебя!

Он схватил меня за руку и потащил за собой, оказавшись на палубе, увидела своего бедного отца висевшего на рее фок-мачты и потеряла сознание.

Очнулась я в тесной, полутемной каюте, на топчане. Под потолком покачивался тусклый фонарь, дверь оказалась заперта, в углу стоял кувшин с водой, рядом лежало чистое полотенце. Сотни вопросов мучили меня. Куда мы идем? Что с бригантиною и отцом? Почему дядя? Откуда здесь Гран? Тот самый Гран, так часто навещавший дядю в его доме. Вдвоем они играли в кости. Сидя напротив друг друга, жадно глядя на выпавшие из кулака камни, набычившись – считая монеты. Гран всегда вскидывал вверх руки и тряс плотно сомкнутыми ладонями, откуда был слышен быстрый перестук камушек. Неужели они тогда задумали свое черное дело? Все это походило на сговор. Только вот мой дядя не вписывался в этот рисунок никак.

Умывшись, я вдруг поняла, насколько сейчас одинока, беззащитна и – расплакалась. Дверь распахнулась, и я увидела своего дядю Пьера, за его плечом усмехался Гран.

– Джеми! Извини за перемену в твоей жизни. Обстоятельства требуют твоей подписи вот на этой бумаге.

Дядя протянул мне лист, и я прочла, что право собственности на владение торговой компании моего отца завещано мне, и ниже – где я отказываюсь от всех прав в связи с отъездом в Америку. Оформлено нотариусом в Сен-Назере. Подпись и сургучная печать.

– Негодяй! Ты убил моего отца, и требуешь подписи? Прочь!

И тут же упала на топчан от удара Грана. Лицо мое пылало, левую щеку обволакивало жгучей болью, я почувствовала солоноватый привкус на губах.

– Хватит, Гран! Она все поняла! Дадим ей время на размышление. А потом доставишь ее в Марокко, продашь работорговцам, которые и довезут эту красотку до Америки!

И они захохотали!

Дверь захлопнулась, и слезы, слезы душили меня…

Я взглянул на нее, заметив слезы на глазах. Взял ее руку.

– Джеми! Вы, наверное, голодны? Пойдемте со мной, поужинаем вместе. И там Вы расскажете, что было дальше. Хорошо?

Она улыбнулась.

– Спасибо Вам. Идемте, я действительно устала и голодна.

Когда мы расположились за столом, и я распорядился подать нам ужин. Хозяин принес нам овощи и зелень, два великолепных жареных цыпленка, кувшин розового вина. И мы с Джеми принялись молча уплетать – она несколько раз пыталась продолжить свою историю злоключений, но я прикладывал палец к губам и – Джеми понимающе кивала головой. После этого я проводил ее на свой шлюп, открыл свою тесную, но уютную каюту, объяснил что, где и как, и пожелал спокойной ночи.

Поднялся на палубу, огляделся.

Городок уже спал, тепло светились окна таверны, и маяк пронизывал черноту ночи. Крон нес вахту, положив руки на леер, курил трубку. Я рассказал ему о нашей гостье, попросил передать это Алоизу при смене вахты в 4 часа после полуночи и отправился спать. Раскрыв настежь окно в своей комнате, долго лежал, слушал шум моря и думал о Джеми.

Никогда не было во мне столько сочувствия, столько желания поддержать, помочь, защитить от недругов эту хрупкую женщину. И вспоминал ее слова, сказанные в моей каюте.