Чайный клипер

Рано утром "Поймай ветер" и "Капитан Кук" подняли якоря и снова, как из Лондона, вышли вместе. Теперь впереди шел "Поймай ветер", а в кильватере его спутник. Но только успели отойти от островов Зеленого Мыса миль на пятьдесят, как ветер ослаб, а затем и вовсе прекратился. Паруса беспомощно обвисли. - Мы потеряли северо-восточный пассат, - с досадой и некоторой растерянностью сказал капитан рулевому старшине, стоявшему у штурвала. - Плохи наши дела, сэр, - ответил рулевой старшина. - Придется выжидать ветер по меньшей мере несколько дней... Егор, который был на палубе и слышал эти слова, пытался понять, как это можно "потерять пассат". Он ведь ветер, а не пуговица и не монета... "Наверное, так принято говорить", - решил он. Вместе с потерей северо-восточного пассата клипер потерял и ход, и паруса обвисли, как крылья подбитой птицы. "Капитан Кук" до этого недолго маячил на горизонте, но потом оказался вне пределов видимости. Напрасно Дэниэл Кинг осматривал океанскую ширь в зрительную трубу. На море установился штиль. Вечером огромное красное солнце тонуло в водах океана. Наступала влажная и душная тропическая ночь. Вахтенные ходили по палубе ощупью. Окружающие предметы можно было различать только вблизи сигнальных и осветительных фонарей. А утром - опять ни малейшей надежды на ветер, снова тягостное и напрасное ожидание. Моряки изнемогали от жары и влажного плотного воздуха. Целыми днями солнце пекло так, что, казалось, из пазов корпуса вытопится вся смола. Егор работал на палубе в одной нижней рубахе, закатав рукава и повязав голову куском полотна, который ему дал один из матросов. Когда он внаклонку мыл палубу, спина горела от солнца, как при близком пожаре. Капитан Кинг надел белый полотняный костюм и пробковый шлем, а его помощник щеголял в широкополой шляпе из рисовой соломы. Все матросы, как и Егор, повязали себе на головы шейные платки и разные тряпки и в башмаках на босую ногу бродили по палубе, как сонные мухи. Впору было ходить и босиком, но палуба была горячей, как раскаленная сковорода. Корабль попал в зону экваториальных дрейфовых течений, и несколько суток, почти неуправляемый, плавал у западного африканского побережья. Затем его подхватило течением, и направление дрейфа изменилось к юго-западу. Наконец вступили в полосу юго-восточных пассатов. Почувствовав на лицах дуновение ветра, моряки стали выражать шумный восторг. Капитан, тоже повеселев, стал на свое место и подал команду привести паруса к ветру. Матросы тотчас выполнили приказание с радостью. Рулевой положил руль вправо и почувствовал сопротивление воды на его лопасти. Но ветер был пока еще слаб и часто менял направление. Дули утренние и вечерние бризы2, и клипер, маневрируя парусами, очень медленно продвигался вперед. Потом пассат стал устойчивым и довольно сильным. Экипаж, обрасопив3 реи и приведя все паруса к ветру, пошел в бейдевинд4 дальше, курсом на юг. Наступила пора тропических ливней. Они обрушились на клипер всей мощью. Если прежде матросы страдали от непереносимой жары, то теперь к ней прибавилась непомерно высокая влажность. Дождь заливал палубу, и вода, словно после всемирного потопа, устремлялась в шпигаты5 за борт. Вахтенные в дождевиках еле выстаивали в мокрой духоте свою смену. Все люки были закрыты, чтобы вода не проникала внутрь судна, оставлены были только входные для команды. Рулевые на корме почти ничего не видели из-за плотной стены дождя. Когда он усиливался, ветер ослабевал, и наоборот... Паруса потемнели от воды, полотнища их набухли. Жесткая тяжелая парусина не слушалась матросских рук. На реи подниматься было опасно и скользко. В довершение всех бед несколько матросов заболело. Появилась тропическая лихорадка, а у некоторых - расстройство желудка. Больных уносили в корабельный лазарет. Лекарь ежечасно посещал больных, давал им советы и лекарства, запас которых был очень скуден. Капитан запретил матросам ложиться на койки в мокрой одежде и приказал во что бы то ни стало просушивать ее. Специальной сушилки на клипере не было, и жилые помещения были увешаны матросским бельем. Спали раздетыми почти догола. От лихорадки лечились ромом, но он тоже плохо помогал. Специально выделенные из команды моряки по указанию боцмана окуривали помещения смоляными факелами, чтобы "прогнать болезнь" - выкурить микробов, которые завелись в сыром спертом воздухе. На дожде приходилось открывать иллюминаторы, чтобы проветрить помещение, и от того в матросском кубрике стало еще более сыро. Дождевая вода, просочившись в парусную кладовую, намочила парусину, и она при высокой температуре стала преть. Это очень обеспокоило капитана. Вода проникала даже в каюты, и обитатели их не знали, где от нее спасаться.

2