Чан Чунь отправляется к Потрясателю Вселенной

Ещё он рассказывал, что наиболее усердным буддийским монахам удавалось мумифицировать себя ради беспрепятственного созерцания собственного духа и растворения в пустоте всего сущего. Эти монахи продолжительно готовились к переходу в новое состояние, постепенно перестраивая организм: несколько лет питались только орехами и фруктами, потом ещё несколько лет – еловыми иглами и корой, а на последнем этапе они каждодневно пили отвар из ядовитых растений. Когда монах чувствовал, что достаточно подготовил свои дух и тело, братия закапывала его в землю, оставив выведенной из могилы дыхательную трубку. Время от времени похороненный звонил в колокольчик, подавая таким образом сигнал, что он ещё жив. В конце концов наступал день, когда из-под земли переставали доноситься звуки колокольчика. Ровно через три года после этого могилу распечатывали и, если обнаруживали тело нетленным, ему поклонялись как живому Будде.

Однако Чингис-хану подобное не годилось. Что проку в поклонении, если тело не способно двигаться и совершать всего, что оно привыкло совершать? И зачем ему дух, отделённый от тела, если он не будет ничего чувствовать? Нет, он хотел оставаться тем же, что и прежде, пусть постаревшим, но деятельным, полным желаний и стремящимся к достижению великих целей.

Три года тому назад, когда хан собирался в поход на Хорезм, ему посоветовали послать за знаменитым даосским монахом Чан Чунем, потому что если есть на земле человек, знающий ответы на все вопросы, то это никто иной как упомянутый старец.

Глубоко почитаемый своими соотечественниками, даос Чан Чунь был настоятелем монастыря Хаотяньгуань на Шаньдунском полуострове. Он слыл непревзойдённым мудрецом и аскетом. Молва приписывала старцу трёхсотлетний возраст, за что в народе его прозвали Бессмертным Святым… Чингис-хан, в душе коего с новой силой вспыхнула надежда познать секрет бессмертия, не замедлил отправить на Шаньдун своих людей с письмом к Чан Чуню. Путь с запада на восток – через монгольские степи, пустыню Гоби и разорённую, голодную, наполненную шайками разбойников империю Цзинь – занял у ханских посланцев более полугода.

В письме, составленном на китайском языке, Чингис-хан превозносил старца: «…я наведался, что ты, учитель, сроднился с истиною и шествуешь по правилам; многоучёный и опытный, ты глубоко изведал законы; твоя святость прославилась и доблести проявились; ты хранишь строгие обычаи древних мудрецов и обладаешь прекрасными талантами высших людей; издавна обитаешь в скалах и ущельях и скрыл себя от мира; ты прославляешь просвещение предков; ты привлекаешь к себе людей, обладающих святостью, которые, как облака, шествуют к тебе стезёй бессмертных в неисчислимом множестве. Узнав, что после войны ты всё ещё обитаешь в прежнем жилище, в Шаньдуне, я беспрестанно думал о тебе…» За восхвалениями следовало вежливое, но настойчивое приглашение: «…не страшась тысяч ли, прошу тебя подвинуть святые стопы твои; не думай о дали песчаных степей; или пожалей о народе, по современному состоянию дел или из милости ко мне, сообщи мне средства сохранения жизни. Я сам буду прислуживать тебе. Я мечтаю, что ты отрыгнёшь мне хоть остатки и скажешь мне хоть одно слово; но и этого довольно. Теперь я несколько выразил мои задушевные мысли, надеясь, что они сколько-нибудь ясны в настоящей грамоте. Надеюсь, что ты, проявив сущность великого Дао, сочувствуешь всему доброму и, конечно, не поперечишь желаниям существ. Посему настоящее повеление должно быть вполне ведомо, пятой луны первого числа».

В прежнее время Чан Чуня дважды приглашали ко двору правители Южной Сун, но монах не посчитал нужным покинуть свою обитель. От приглашения же Чингис-хана он не мог отказаться.

Несколько месяцев у него ушло на сборы. Затем выдубленный годами даос тронулся в путь – под охраной монгольского отряда и сопровождаемый учениками (среди последних был Ли Чжи Чан2, который в дороге вёл записи; благодаря ему многие подробности этого путешествия станут известны потомкам). С дороги Чан Чунь отправил письмо великому хану, дабы сообщить тому о своём согласии посетить его ставку и о том, что он уже находится в пути. И Потрясатель Вселенной не преминул откликнуться посланием с изъявлениями благодарности и новыми превозношениями:

«С удовольствием прочитал я уведомление твоё о том, что согласно с моим повелением ты отправился в путь, и всё прописанное тобою принял к сведению. Ты святостью превосходишь трёх мудрецов; твои доблести гремят во многих странах; поэтому я послал сановника, с пригласительным даром, на почтовых, искать тебя у океана. Случай был согласен с моими желаниями, Небо не воспротивилось человеку. Два двора несколько раз приглашали тебя, но ты не пошёл к ним; но когда мой один посланец пригласил тебя однажды, ты восхотел подняться с места. За то, что я воздвигнут Небом, ты сам пошёл ко мне. Ты не отказался переносить на открытом воздухе ветер и иней, и сам решился пройти песчаные степи. Когда твоё писание представлено было мне, нечего говорить, как я был рад и доволен…»