Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 1. Рассказы

— Накройте его, — пробормотал доктор и с внезапным отвращением посмотрел на свои руки: — Надо вымыть.

— Постойте, — остановил его комиссар. — Предположим, жертва защищается, — представляете, схватка на краю пропасти… — все тщетно; только шляпа осталась там, наверху. Убийца поднимает ее и видит на подкладке монограмму или фирменный знак — впрочем, убедитесь сами, — спохватился комиссар и, взяв в руки шляпу, показал подкладку; кусочек кожаной ленты был вырезан острым ножом. — Тут ему пришло в голову, что монограммы есть на белье, на одежде, в карманах, вот он и спустился по откосу со шляпой в руке… Впрочем, это слишком глупо; он просто мог швырнуть ее.

Тут агент, исследовавший гору, что-то крикнул им.

— Пилбауэр на что-то наткнулся, — сказал комиссар. — Итак, здесь, внизу, он режет, кромсает, рвет и забирает с собой все — монограммы, шнурки от ботинок, фирменные знаки, документы… Все, любые приметы личности или обозначения места. Он ничего не забыл. Потом надел ему на голову шляпу и ушел. А это оставил тут. Обезличенный, безымянный труп. Уничтоженную личность. Тайну. Чересчур молчаливого свидетеля. С какого конца разматывать этот клубок? Пилбауэр, что у вас там?

— Следы, — отозвался третий, спускаясь. — Кто-то стремглав бежал вниз, скользя по размокшей земле.

— Вы думаете, это было вчера после полудня?

— Да. У него были туристические ботинки номера на три больше моих.

— Великан. Турист. В самом деле, — удивился комиссар, погружаясь в задумчивость.

— Очень мне это не нравится, — ворчал доктор. — Терпеть не могу убийств. Накройте же его наконец!

Славик подошел к комиссару и хмуро сказал:

— Это ведь просто бессмыслица.

— Что бессмыслица?

— Да эти монограммы. Зачем убийце их срывать? Если бы он их не трогал, все бы поверили, что произошел обыкновенный несчастный случай. А не убийство. Просто кто-то разбился. И против преступника не было бы никаких улик. Зачем ему понадобилось это делать?

— Не имею понятия.

— Во-вторых. Какая глупость — нести шляпу в руках. Очевидно, он растерялся. А тут, внизу, рассудительности… у него было хоть отбавляй. Он ни о чем не забыл. Судя по всему, голова у него отлично работала… Нет ли здесь противоречия?

— Не имею понятия.

— В-третьих, с шоссе и из деревни все хорошо просматривается. Убийца подвергал себя страшному риску и тем не менее действовал обдуманно, просто-таки методически, не торопясь. Ничего не пропустил. Это — прямо парадоксально.

— Мерзкая история, — проворчал доктор.

— Мерзкая и нелепая. Для объяснения такого поступка вам либо придется допустить таинственные и необыкновенные мотивы, либо предположить существование таинственной и необыкновенной личности, совершившей преступление. Дело более странное, чем представляется на первый взгляд. Видимо, вам предстоит его разрешить, и я хотел бы обратить ваше внимание…

— Благодарю, — отозвался прилежно слушавший комиссар, — это весьма любопытно; но простите, вы меня не поняли. Мне тут разгадывать нечего.

Славик тщетно пытался возразить.

— Я ничего не решаю. Я — представитель исполнительной власти. Если вам интересно, могу взять вас с собой.

«Он ничего не решает, — сверлило у Славика в мозгу, — гм, тогда, собственно, зачем он здесь?»

Спустя некоторое время он спросил и об этом.

— Я ничего не решаю, — ответил комиссар, — просто потому… Послушайте, я ведь действую не от своего имени и ничего решать не могу. Я действую от имени власти, которая не решает, а приказывает. Любая власть лишь выносит постановления; в этом ее сила и сущность. Приказ — вот единственное и неопровержимое доказательство. Это — логика власти. Нет, дружище, нам решать не приходится.

Со скучающим видом комиссар приступил к расследованию. Постепенно все больше объявлялось людей, которые накануне там или сям видели «незнакомца». То он оказывался высокий, худой бородач; то — могучий, чисто выбритый, рыжий иностранец, погруженный в себя, а то — необыкновенной силы рослый турист, лица которого не видел никто. Вот этот последний, по-видимому, и впрямь бежал от кого-то, оставляя после себя следы паники и разрушения.

За день до того, как был обнаружен труп, лил проливной дождь, тогда-то старичок-возница, ехавший на станцию, обогнал огромного незнакомца в гольфах.

— Полезайте под брезент, — крикнул ему возница.

— Нет, не хочу, — отказался незнакомец.

Дед двинулся было дальше, но ему стало жаль промокшего до нитки пешехода, и он пригласил его во второй раз.

— Не хочу, — зло огрызнулся незнакомец и рысью помчался на станцию. «Странным» казалось то, что он «был такой огромный и что все-таки его было страшно жалко». (Свидетельское показание старика-возницы.)