Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

— Знаете что, — решает он после долгих размышлений, — я буду сегодня вечером в заводской гостинице. Сейчас отправляйтесь куда угодно, но к одиннадцати зайдите туда за мной. Я захвачу вас с собой на обратном пути в больницу, чтобы вам не беспокоить привратника. Желаю хорошо повеселиться, — задумчиво добавил молодой врач, очевидно считая, что тут замешана какая-нибудь девушка.

Но одеться, оказывается, очень трудно — Станда не может просунуть левую руку в рукав. Маленькая сестра, внимательно моргая, закалывает пиджак булавкой у самого подбородка, чтобы вид у Станды был более или менее приличен; рука на перевязи под пиджаком, воротник поднят, вот так; его провожают до самых ворот, и теперь он может идти куда угодно!

Уже восемь часов, быстро смеркается; Станда бежит к шахте «Кристина». Сейчас, вероятно, приходит следующая смена, докладывает десятник Казимоур со своей командой. Ребята натягивают на себя рубахи, изредка перебрасываясь скупыми словами; а теперь они тянутся разорванной цепочкой, раскачивая лампы, и молчат. То тут, то там вспыхивают вечерние огоньки, зажигаются дуговые лампы над «Мурнау» и Рудольфовой шахтой, красное зарево встает над коксовыми заводами; вдоль черных улиц протянулись огненные ожерелья фонарей; Станда прибавляет шагу. Теперь, должно быть, товарищи идут по бесконечному коридору с вереницей электрических лампочек под сводом. Что это шумит? Станда остановился и взглянул вверх. Деревья, листья на деревьях! Откуда взялись деревья в откаточном штреке? Сейчас команда, вероятно, уже у клети, поднимается на-гора; от усталости все клюют носом, глаза слипаются, но клеть мчится вверх, все выше и выше, конца не видно; шахтерскими лампочками, что мигают вверху, усыпан весь небосвод; когда глядишь вверх, на звезды, кажется, что весь мир, вся жизнь проваливаются куда-то глубоко, как стены в шахте. А клеть все возносится в черном бесконечном стволе звездной ночи; Адам устремил в пустоту ввалившиеся глаза, Пепек хмурится и дергает головой, точно ему тесен ворот, Матула тяжело сопит, лицо Андреса твердеет, дед Суханек шевелит губами, словно молится, а крепильщик сияет сонной улыбкой. Теперь клеть замедляет ход — где-то возле Млечного Пути — и останавливается: бог в помощь! И команда выходит из бескрайней ночи, подмигивая маленькими огоньками своих лампочек. Ребята, смена кончилась!

Станда шагает дальше по черной аллее. Теперь ребята раздеваются в душевой; от Пепека несет потом, Матула почесывается, дед Суханек заводит свою болтовню, Адам тихо идет под душ и начинает свое бесконечное мытье; он крепко трет длинные бедра и впалый живот, серьезно глядя куда-то в пространство глубоко запавшими глазами. «Да-а, ребята, — сладко зевает крепильщик, — ну и смена нынче выдалась!»

Над «Кристиной» сияют дуговые фонари, уже видны ярко освещенные окна машинного зала и черный силуэт копра. Станда прибавляет шагу и рысью мчится к решетчатым воротам. «Как бы не опоздать», — думает он с внезапной тревогой.

У ворот «Кристины» никого нет. Не стоят в ожидании Мария, Хельга, нет неряхи Анчки, нет там даже и тех трех женщин, что стояли, как изваяния, — жены шахтеров — Иозефа Мадра, отца троих детей, крепильщика Яна Рамаса, отца одного ребенка, и откатчика Антонина Кудлы, отца семерых детей. Станде стало не по себе; странно, что тут никого нет, ведь наша команда не могла еще уйти! Где-то между черными строениями мелькает лампочка — вероятно, ночной сторож или пожарная охрана. Станда терпеливо ждет. «Собственно, мне на шахте уже делать нечего, — говорит он себе, — только пальцы мои там остались. Я похож на женщину с ребенком, когда баюкаю на груди эту дурацкую руку, — подумалось ему. — Хоть бы жены были здесь, с которыми я мог бы ждать: неряха Анчка со своими двумя карапузами, госпожа Хельга с ребенком под сердцем, и Мария, Мария… Почему же никого нет? — замирает Станда с возрастающей тревогой, зевая от волнения и холода; он начинает зябнуть в своем пиджаке, заколотом булавкой. Им уже давно пора быть здесь! Вот сейчас они вынырнут из того коридора и зашагают вразвалку к проходной, чтобы сдать номера; я и до сотни не досчитаю…»

Из проходной выходит человек и громко зевает.

— Скажите, пожалуйста, — спрашивает Станда дрожащим голосом, — команда Андреса еще тут?

— Команда Андреса? — удивленно переспросил человек. — Они давно ушли. Там никого нет.

— Как так никого, — стучит зубами Станда, — разве в восемнадцатом штреке работы больше не ведутся?

— А, в восемнадцатом, — равнодушно буркнул человек. — Да у них там все обрушилось. Пришлось прекратить работы, и больше там ничего не делают.

Станда затрясся в ознобе.

— Скажите, пожалуйста, — заикается он, выбивая дробь зубами, — пожалуйста… все ли вернулись?.. Из первой команды там никто не остался?

— Один, кажись, — мямлит человек. — Меня тут не было, я только с восьми.

— Кто… кто там остался?

— Сейчас, — сказал человек и поплелся в проходную.

Станда стоит ошеломленный, не в силах ничего понять. Один… остался там… Сторож вышел из проходной.