Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Путевые очерки

По всему краю разбросаны старые дворянские усадьбы, где рождались деревенские бунтари, как во Ртыни[459]. Но теперь там хозяйничает промышленность — и километры салфеточного полотна и бязи тянутся из Упице по всему свету. Помню австралийские и китайские марки, марки Индии и Капской колонии, которые я собирал в корзинках фабричных контор. Я собирал их с удивлением, словно белозор над Жабокрками или ятрышник на Брендах, — а теперь думаю о них, как о маленьких документах, показывающих, до чего изменился тот край, где были созданы «Бабушка» и «У нас».

[1926]

Край Ирасека

Этот угол предгорья между Упой и Метуей был миром нашего детства; один из моих дедов крестьянствовал в Бабушкиной долине и знавал убогую Викторку; другой — гроновский мельник, возивший в Градец студенту Алоису караваи и шестикрейцеровую кредитку. В долине Метуи и Уны вздымаются невысокие холмы красного песчаника, поросшие серебристыми березнячками, темным ельником и сосняком; по холмам разбросаны одинокие домики, в которых, еще в годы моего детства, с утра до ночи стучали ткацкие станы горных книгочеев — толкователей Священного писания, спиритов и сектантов балцараков.

Немного выше проходит извилистая линия языковой границы, за Находом она вдается в Пруссию, в Клодско. Соседство двух народов всегда было тихим и спокойным; немцы, в своих вязаных шапках и жилетах с блестящими пуговицами, говорили на наречии, непонятном даже для австрийских учреждений; ни они с нами, ни мы с ними почти не общались, так что языковый барьер был вроде края света, за которым уж больше ничего и нет. Близкая граница империи служила воротами, через которые уходила и тайно возвращалась религиозная эмиграция; еще и сегодня вы обнаружите следы этой печальной традиции у крконошских деревенских философов и спиритов.

Естественное понижение всей местности идет в сторону Иозефова и Градца — городов военных и терезианских; и сейчас там можно встретить амбары с двойными стенами, которые служили потайными закромами на случай войны.

Редкий край у нас в прошлом был ареной стольких войн, как этот мирный уголок, так что историзм Ирасека имеет прямую связь с местными традициями. Находский и Ратиборжский замки — носители совсем иных, придворных, традиций, традиций рококо, герцогских дворов, феодальных замков, строптивых старост из Ртыни и просвещенных патеров.

Этот уголок земли лежит на перекрестке дорог истории, правда, несколько в стороне; очень давнее прошлое доживает свой век в его горной глуши на хуторках, в деревянных хатках с резными фронтонами и столбами. Прошлое, к которому обратился Ирасек, еще не ушло из жизни в краю его детства. Внизу, в долине, край Ирасека замыкает Градец, город иезуитов и будителей[460]

. Учителя Ирасека учили и моего отца. Среди них был один, который в течение целого года читал восьмиклассникам вместо истории Австрии историю французской революции. Говоря об Ирасеке, не следует забывать о старом Градце.

Называя местность вокруг Гронова краем Ирасека, мы делаем это с полным правом — и сам Ирасек, и его родина достойны этой чести. В творчестве Алоиса Ирасека запечатлена безыскусственная красота и приветливость его родных мест, что лежат между Брендами и Гейшовиной, края не броского, наивно-открытого и мирного, целомудренного и нежного; края, народ которого на протяжении истории чаще страдал, чем задавал тон, но, живя возле самой национальной границы, тихо и непреклонно сохранял в себе все подлинно чешское. Поэтому Ирасек принадлежит всему народу и окружен всенародной любовью. И пусть никогда не увядает на могиле самого национального чешского писателя букет из лютиков и белозора с наших сочных гроновских лугов.

[1930]

Уголок страны