Чаплыгин

— В тот год, когда я впервые начал заниматься у Ивана Михайловича, — рассказывал он, — пришло сообщение о смерти Гельмгольца. Утром на другой день Иван Михайлович пришел на лекцию в черном фраке, который надевал он очень редко, только в особых случаях. Он был бледен и взволнован. Лекцию он решил посвятить Гельмгольцу… Вы знаете, как он читал! Но лекцию пришлось прервать, он разрыдался сам и ушел из аудитории в соседнюю комнату… Побежали к нему. Лицо его стало совсем белым, крупные слезы падали на его фрак. В смущении он пошел к умывальнику, схватил полотенце, сказал прерывающимся голосом: «Такой человек уходит в могилу…»

Гость и сам вынужден был замолчать, чтобы не зарыдать. Сергей Алексеевич достал папиросу и стал курить. Шатерников продолжал:

— В этом эпизоде весь Сеченов: старый, так много видевший человек, так много переживший, вдруг плачет о смерти чужого человека как о самом близком… Я думаю, что духовное родство крепче кровного родства. Гельмгольц-философ, Сеченов-физиолог близки друг другу по общности мыслей, их увлекавших, по умению отстаивать свои трезвые утверждения в тех областях естествознания, где царил голый идеализм… Сеченова мы еще мало знаем, но к его мыслям, гениально выраженным, мир еще не раз будет возвращаться, их развивать, ими руководиться…

Сообщив день и часы панихиды, выноса и погребения, печальный вестник ушел, прошептав на прощание упавшим голосом через слезы:

— А как он интересовался вашими курсами!

В обстановке всеобщего революционного возбуждения и бурных событий смерть старого, отставного профессора прошла почти не отмеченной общественностью. Но эпизод, рассказанный Шатерниковым, запечатлел в душе Сергея Алексеевича навсегда символическую личность «отца русской физиологии», представлявшего научное движение эпохи революционного демократизма.

Под впечатлением всех этих событий приступил к исполнению своих обязанностей поздней осенью 1905 года первый выборный директор Высших женских курсов.

11

МАКСИМУМ ФУНКЦИИ

Поэзия есть внутренний огонь всякого таланта.

Достоевский

Помещения курсов по требованию полиции держались на замке. Не мало курсисток и преподавателей участвовали в революционных событиях. Продолжавшаяся студенческая политическая забастовка заставила иногородних слушательниц отправиться домой.

В трудных условиях готовил курсы к возобновлению занятий новый директор. Он провел расширенный прием слушательниц по конкурсу, подготовил переход на предметную систему преподавания, открыл новый медицинский факультет и, наконец, начал подготовку к строительству собственных зданий курсов с аудиториями, лабораториями, кабинетами, до Дарвинского музея включительно.

Самая мысль о постройке собственных зданий многим представлялась невозможной. Курсы существовали в основном платой, вносимой студентками, да ничтожной субсидией от министерства. В наступившие после революционного подъема годы реакции на поддержку правительственных или городских учреждений рассчитывать было трудно. И все-таки великолепные здания Московских высших женских курсов на Девичьем поле были построены.

Каким же образом?

Благодаря умению, авторитету, настойчивости и исключительному такту Сергей Алексеевич добился постановления Московской городской думы об отводе курсам большого участка земли для постройки зданий иа пустынном в те годы Девичьем поле. Постановление прошло не без борьбы с реакционными кругами гласных, и надо было спешить с постройкой учебных зданий, так как неиспользование отведенного участка земли грозило изъятием его у владельца.

Располагая всего шестьюдесятью тысячами вместо нужных для строительства сотен тысяч рублей, Сергей Алексеевич приступил к делу. Организационной и хозяйственной стороной он руководил сам. Строительство учебных зданий вел профессор А. А. Эйхенвальд, известный ученый, физик и опытный инженер, друг и товарищ Петра Николаевича Лебедева. Эйхенвальд принадлежал к организованному П. Н. Лебедевым при его лаборатории кружку молодых физиков и был председателем кружка, получившего название Лебедевского.

«О шедевре строительной и административной деятельности Сергея Алексеевича ходили по Москве легенды», — говорит профессор В. В. Голубев.

Для молодого поколения, незнакомого с условиями капиталистических порядков и отношений в дореволюционной России, рассказ о том, как происходило строительство курсов, может показаться неправдоподобным, похожим на легенду. Но Сергей Алексеевич воспользовался в своем случае примерами многих других строителей. Прежде всего он отправился в Земельный банк и заложил земельный участок, отведенный под постройку. С полученной под залог значительной суммой он принялся за строительство здания. Когда был готов первый этаж, Сергей Алексеевич получил под него ссуду в Городском обществе взаимного кредита. Достроив здание до крыши, он заложил его целиком в Государственном банке и таким образом справился с задачей.