Чарльз Диккенс. Собрание сочинений в 30 томах. Том 24

— Извините меня, адвокат Лайтвуд, это все правда, а правду я в стороне не могу оставить, никак не могу и ни за что не оставлю. «Плут Райдергуд, говорит, мы нынче вечером повздорили с тобой на реке». Так оно и было: спросите его дочку. «Я пригрозил, говорит, отшибить тебе пальцы перекладиной, а не то так и мозги выбить багром. Потому я тебе грозил, что ты уж очень разглядывал то, что у меня было на буксире, а еще и потому, что ты уцепился за планшир моей лодки». Я ему говорю: «Старик, это мне понятно». А он мне говорит: «Райдергуд, таких людей, как ты, на десяток один приходится», — может, он сказал и на два десятка один, наверно не помню, потому и беру цифру поменьше, — я знаю, что значит давать показание под присягой. «А когда, говорит, люди дорожат жизнью или часами, тогда надо глядеть в оба. Были у тебя подозрения?» Я говорю: «Были, Старик; мало того, и сейчас есть». Он весь задрожал и говорит: «Насчет чего?» Я говорю: «Дело нечисто». Он еще сильней затрясся и говорит: «Оно и было нечисто. Я на Это пошел из-за денег. Не выдавай меня!» Вот этими самыми словами он и выразился.

Наступило молчание, нарушаемое только падением углей сквозь решетку. Доносчик воспользовался паузой и утерся своей мокрой шапкой, размазав грязь по лицу и шее, что отнюдь его не украсило.

— Еще что? — спросил Лайтвуд.

— Это вы насчет чего, адвокат Лайтвуд?

— Насчет всего, что идет к делу.

— Ну, ей-богу, я вас не понимаю, хозяин, — сказал доносчик льстивым тоном, заискивая перед обоими, хотя с ним говорил только один. — Чего же еще? Разве этого мало?

— Спросили вы его, как он это сделал, где он это сделал, когда он это сделал?

— До того ли мне было, адвокат Лайтвуд! Я был не в себе, да так, что не мог ни о чем больше спрашивать, хотя бы мне заплатили вдвое против того, что я надеюсь заработать в поте лица! Я бросил с ним работать. Расплевался с ним окончательно. Не мог же я переменить того, что было сделано, а как стал он просить и молить: «На коленях тебя прошу, не выдавай меня, старый товарищ!» — я одно только ответил: «Не говори со мной больше, даже не гляди на меня!» — и теперь я его чураюсь.

Произнеся эти слова с особым нажимом, чтобы придать им больше веса и значения, мистер Райдергуд без спросу налил себе еще вина и, словно прожевывая его, уставился на свечу, держа стакан в руке.

Мортимер взглянул на Юджина, но тот мрачно смотрел на бумагу и не ответил ему взглядом. Мортимер опять повернулся к доносчику и спросил:

— И долго вы были не в себе, любезный?

Прожевав, наконец, вино, доносчик проглотил его и ответил кратко:

— Целый век!

— Это когда поднялся такой шум, когда правительство назначило награду, когда вся полиция была на ногах и по всей стране только и было разговоров, что об этом преступлении, — с раздражением сказал Мортимер.

— Ага! — очень не скоро и хрипло отозвался мистер Райдергуд, несколько раз подряд кивнул головой в знак того, что помнит. — И был же я не в себе тогда!

— Это когда в ходу были самые дикие подозрения, когда все ломали голову, строя догадки, когда с часу на час могли арестовать десятерых невинных! — почти с горячностью произнес Мортимер.

— Ага! — отозвался Райдергуд тем же тоном. — И был же я не в себе все это время!

— Но тогда, видишь ли, он еще не видел возможности заработать столько денег, — сказал Юджин, начертив на бумаге женскую головку и время от времени подправляя ее пером.

— Тут другой хозяин попал в самую точку, адвокат Лайтвуд! Вот это меня и подтолкнуло. Сколько раз я, бывало, ни старался облегчить свою душу, а все не мог. Один раз чуть было не сознался мисс Аби Поттерсон, да так и не мог — вон ее дом, он никуда не денется, да и сама она не помрет скоропостижно, пока вы до нее доберетесь, — спросите у нее! Наконец того, пропечатали новое объявление, а подписано оно было вашей собственной фамилией, адвокат Лайтвуд, вот тогда я и раскинул умом и спросил себя, неужели мне целый век с этим мучиться? Неужели так-таки никогда не избавиться? Неужели все так и думать больше о Старике, чем о себе самом? Что же, что у него дочь, а у меня разве нет дочери?

— И эхо отозвалось?.. — подсказал Юджин.

— У тебя есть дочь, — твердо ответил мистер Райдергуд.

— Кстати упомянув при этом, каких она лет? — спросил Юджин.

— Да, хозяин. В октябре исполнилось двадцать два. А потом я подумал: «В рассуждении денег. Денег целая куча». Ведь так оно и есть! — к чему это отрицать? — со всей прямотой заявил мистер Райдергуд.

— Браво! — произнес Юджин, тушуя нарисованную им женскую головку.

— Денег там куча: но разве грех рабочему человеку, который каждую корку хлеба, добытую в поте лица, поливает своими слезами, — разве грех такому человеку заработать их? Разве есть какой запрет насчет этого? Вот я и рассудил по совести, как долг велит: «Можно ли так говорить, не осуждая адвоката Лайтвуда за то, что он предлагает такие деньги?» А разве мне полагается осуждать адвоката Лайтвуда? Нет, не полагается.

— Да, — сказал Юджин.