Чародеи с Явы

В гамелане как бы противопоставлены два типа инструментов: с одной стороны, ударные — гонги, сароны, бонанги, с другой—струнные, типа ребаба, которым вторят голоса певиц. Ритм служит фоном, по которому свободно гуляет мелодичный ребаб; вместе с певицами он рассказывает, не переводя дыхания, непрерывную историю. Словно разматывается из глубины души тончайшая нить, пульсируя в ритме ударов, среди которых выделяется гонг — стержень гамелана. Индонезийская музыка не начинается и не кончается — она существует всегда, унося на своих крыльях человека ввысь. Слушая гамелан, кажется, что ты пьёшь, пьёшь, не будучи в силах утолить жажду, ощущая лишь, как тягучее питьё входит в тебя помимо воли.

Считается, что Мать риса очень любит звуки «тара-вангсы». Это разновидность очень тонко звучащей виолы, сделанная из резного тика. Три струны вибрируют от прикосновения смычка, которым водит один из старейшин деревни. Голос таравангсы — это голос души риса.

Таравангсе вторит «кечапи», инструмент из восемнадцати или двадцати четырех струн, которые при игре подцепляют ногтем. Дека кечапи достигает полутора метров и по краям украшена резьбой. Весь инструмент напоминает корабль. Считается, что глубокое звучание кечапи лучше других инструментов передаёт нежность. Сегодня таравангса уже редкость в оркестре, только кое-где в горах ещё умеют играть на ней. Зато кечапи — верный страж сунданской традиции и обычно аккомпанирует «пантунам»[21].

По вечерам кто-нибудь из стариков рассказывает по памяти пантуны, как делают это кельтские барды или лопари. Они повествуют о сотворении мира, о появлении на земле страны Сунды, о подвигах древних героев. Все это — под аккомпанемент восемнадцатиструнного кечапи. Старейшины-горцы семидесяти лет и старше рассказывают нараспев саги — «белуки». Один запевает, остальные подхватывают. Голоса сильные, исполненные уверенности, голоса настоящих горцев.

Кечапи вторит также «флейте-сулингу»; её изготовляют из бамбуковой трубочки с шестью отверстиями и язычком на конце. У сунданцев существуют два музыкальных строя — слендро и пелог. Во втором звуки более протяжные, ими выражают грусть, тоску, томление. Первый строй, более отрывистый, наполняет душу радостью. Одну и ту же мелодию исполняют в двух различных строях.

Сулинг очень тонко передаёт впечатление, которое производит сунданский пейзаж. Флейта звучит плавно, словно повторяя изгибы холмов, переходящих друг в друга. У пейзажа нет возраста. Рисовые поля наводят грусть, когда тучи заволакивают верхушки вулканов, и накладываются одно на другое, словно куски нарезанного горизонта. Рисовое поле становится частичкой неба…

«Гонг-ретенг» — это набор бронзовых ударных инструментов. Подобный тип оркестра находится на пути к исчезновению, секрет изготовления кузнецами этих гонгов ныне потерян. На гонгах играют по особым случаям; обычно событие настолько значительно, что по этому поводу режут козлёнка. Кстати сказать, пундух — человек, ударяющий в гонг, совершает жертвоприношения на рисовом поле. Гонг-ретенг — коллективная собственность деревни, но хранится у пундуха, который передаёт искусство игры на нём из поколения в поколение.

На религиозных праздниках, отмечаемых по мусульманскому календарю, играет оркестр «хадро». Песнопения, которые кто-нибудь из стариков читает по арабской рукописи, сопровождаются одним барабаном. В нужный момент вступают пятеро помощников муллы.

Слушая песнопения, если даже не знаешь языка, ощущаешь глубокое волнение. Видимо, дело в том, что музыка не нуждается в переводе, её характер улавливаешь нутром, отголоски же всегда живы в каждом из нас…

Традиционная сунданская культура больше всего сохранилась в танце. В Индонезии танцуют все — мужчины, женщины, дети; при этом танцы поражают разнообразием стиля и манер.

Существует много танцев «кшатрия». Каждый из танцоров по очереди повествует о каком-нибудь эпизоде из жизни странствующего героя. Чаще всего роль его исполняет девочка восьми-двенадцати лет. Этот обычай, который мы наблюдали в Черибоне, соблюдается по всему сунданскому краю. Танец «топенг» (в переводе — «маска») рассказывает о том, как герой отправился на поиски разума, но встречал повсюду лишь глупость и невежество. Движениями головы девочка повторяла каждую музыкальную фразу гамелана. На танцовщице были чёрные мужские шаровары, батиковый шарф на бёдрах, за плечами колчан со стрелами. Юный герой, преклонив колено, поприветствовал публику, а затем мелкими шажками отправился в путь по белу свету. Не найдя мудрости на земле, он устремился на небеса. (В этом месте воздушного танца развевающийся шарф за спиной выглядел словно крылья.) Но и наверху, как выяснилось, нет порядка, герой возвращается на землю: ему остаётся лишь с юмором отнестись к такому положению вещей. Лицо его отныне скрытопод маской тщеславияили глупости.