Чаролом

– Ты знаешь, как наступить на любимую мозоль.

– Называй это «даром».

– Всеми другими словами я это уже называла, так что, ладно, будем считать, речь идёт о даре.

– Короче, чем обязан, мнэ-э… внезапному счастью оказаться в твоей зловещей компании? Не говоря уже о компании твоих зловещих… – он выразительно посмотрел на Дрюна с Холокаи. – Можно назвать их костоломами?

– Вполне.

Он скривил губы в усмешке. Леандра должна была признать, что Тад всё ещё оставался красивым… подонком.

– Так с чего вдруг меня почтили визитом сама госпожа хранительница Иксоса и её верные клевреты?

– Прежде чем я отвечу, скажи, тебе что-нибудь известно о драке на улице Каури прошлой ночью? Или о нападениях на городские божества?

– Где, говоришь, это приключилось?

– Потасовка – на улице Каури. Затем маленькие группки мужчин, среди которых имелись и чарословы, принялись нападать на мелких богов. Ничего не слышал?

– Леа, прошлой ночью я…

– Умер для мира, обкурившись опиума в вялых попытках раскрыть тайны собственного разума, которые предсказуемо эволюционировали в сторону удовлетворения пагубного пристрастия?

– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое.

– Прошлой ночью я приобрела богозаклинание из Империи.

– Правда, что ли?

– Ценою нового приступа мне удалось получить чёткое пророчество.

– Так ты научилась видеть временной ландшафт?

Таддеус несколько лет экспериментировал, пытаясь написать на нуминусе такое заклинание, которое позволило бы Леандре обрести пророческий дар матери. Большая часть попыток закончилась пшиком, некоторые вызвали изрядное опьянение, одна завершилась сильнейшей – не без тайного удовлетворения – рвотой прямо на колени Таддеуса.

– Нет, – терпеливо ответила Леандра. – Ничего такого. Богозаклинание позволяет мне улавливать собственные будущие переживания. Насколько я могу судить, работает оно весьма точно. Обычно я чувствую на час вперёд. Однако во время приступа период предчувствия увеличился до суток. У меня нет ни малейшего сомнения, что нынешним утром я буду поставлена перед мрачным выбором: убить любимого или умереть самой.

Таддеус подался вперёд, весь его сонный дурман как рукой сняло.

– Потрясающе!

– А теперь я спрашиваю, Тад, зачем мне может потребоваться тебя убить?

Он моргнул.

– Разве ты меня люб…

– Воздержись от дурацких замечаний, – оборвала она его на полуслове. – Или я прикажу Холокаи огреть тебя по заднице своим леймако с острыми акульими зубами.

– Но, – Тад выглядел смущённым, – после той заморочки с другой женщиной…

– С тремя другими женщинами.

– Хорошо, с тремя женщинами. Ты же не можешь продолжать меня лю…

– Холокаи! – махнула рукой Леандра. – Будь так любезен, воткни акульи зубы в его зад.

– Нет-нет, погоди! – встрепенулся Таддеус. – Извини, правда, извини. Да, так вот, значит… Я обо всём сожалею. Действительно сожалею.

– Ну, разумеется, – произнесла она скептическим тоном. – Всё это неважно, лучше ответь на вопрос. Почему через несколько часов мне может понадобиться тебя убить?

– То есть это если не считать тех трёх баб?

– Желание убить тебя и необходимость тебя убить – это разные вещи. Так почему мне нужно будет тебя убить?

– Ума не приложу, – тупо заморгал Таддеус.

– Я тоже, – вздохнула Леандра. – А жаль, потому что из всех возможных жертв я предпочла бы прикончить именно тебя.

– Что случится, если ты просто сбежишь из города?

– Пророчество уверяет, что в этом случае умрут все мои близкие. То есть я не могу просто бежать, спрятаться или до беспамятства обкуриться опиумом.

– Понятненько, – он по привычке принялся в задумчивости покусывать ноготь большого пальца.

– Ужасно, что я не могу прекратить любить.

– Могу сказать то же самое. Это исправило бы всё.

– Какая досада, что ты не можешь наложить на мой разум заклинание, которое не позволит мне любить.

– Вроде того, которое должно было избавить людей от чувства ненависти? Помнишь, мы с тобой о нём говорили… – Таддеус взглянул на Леандру. – Ох.

– И тут мы плавно подходим ко второй причине моего визита. Ты сохранил черновики?

– Да, где-то там, – он посмотрел на книжные полки у неё за спиной. – Но с тех пор я не продвинулся дальше накладывания его на обезьян и макания их в воду.

– Не слишком гуманно, хотя, насколько я помню, ни одна обезьяна не умерла.

– Они меня даже не покусали. Но не собираешься же ты сказать, что хочешь меня…

– Хочу.

Его красивое лицо осветила широкая улыбка.

– Никто прежде не совершал ничего подобного.

– Никто? – она приподняла бровь.

– Двое лингвистов теоретически обосновали возможность подобных текстов. Первым был магистр Агву Шеннон, наставник твоего отца, вторым – магистр Лотанну Акомма, наперсник твоей тётки и нынешний декан Астрофелла. Я встречался с ним, когда проходил практику в Астрофелле, ну, ты в курсе.

Леандра нахмурилась. В голове что-то мелькнуло, имя вызвало смутное беспокойство.

– Как выглядит этот Акомма?

– Высокий, темнокожий, с длинными седыми дредами. Молчун. В смысле, молчун для академика. А в чём дело?

– Неважно, – покачала она головой. – Так что ты говорил?