Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

И ещё спасибо скажи, если просто убьёт. А то оторвёт руки-ноги и спустит, как в унитаз, в метро культурной столицы нашей родины. И будешь ты на костылях или тележке шустрить по электричкам – трясти медалями, выжимая рублишко из сердобольных соплеменников…

…Роджер с Платоновым поднялись на поверхность и молча вышагивали вдоль равелинов Петропавловской крепости. Говорить не хотелось.

Вот так и бывает, – думал Роджер. – Сперва «воюют» игрушечные солдатики, и всем это нравится. А приходит срок – и солдатики оживают, и ползут уже по режущей осоке и каменным осыпям, а другие солдатики стреляют по ним совсем не понарошку. И Второй батальон уже без них идёт дальше по просторам чьей-то там земли.

И ещё: Роджер готов был поклясться, что Платонов сейчас угрюмо молчит о том же самом.

Афиша

Стрип-варьете проводит благотворительную акцию – эротическое шоу «Война с раздеванием». Для ветеранов Второго батальона, советских военспецов из Анголы и пацанёнка лет шести с папой и мамой вход и напитки за счет заведения.

Глава 33

КОНЦЕРТ ДЛЯ СКРИПКИ С САТАНОЙ

(Санкт-Петербург, 20.. год)

В зале явственно отдавало чертовщиной. Утончённой, ослепительной чертовщиной. Чертовщина жила в этой музыке, в мечущемся по струнам смычке, в самом скрипаче с лицом полу-отрока – полустарца. Она витала между рядами и креслами, над причудливой смесью парфюмов, лосьонов, дезодорантов, над безупречными головками от престижного парикмахера и над безнадежными лысинами.

Эта дьяволиада рождалась из неистовой войны смычка со струнами. Музыка была заоблачно-высока, она распахивала нездешние горизонты, манила в иные миры. Она била в голову, как благородное вино, набравшее букет в погребах средневекового замка. Роджеру даже виделся этот замок: остроконечные копья башен пронзают небо, а внутри – высокие каменные своды, в которых витают отголоски былых веков. И портреты могущественных сюзеренов, и готическая геральдика гербов и штандартов, и полыхание дров в камине, в который можно скакнуть, не слезая с коня.

А вот и хозяин каменных хором: восседает за необъятным дубовым столом, обгладывая баранью ляжку. Он огромен и космат, словно дикий тур. Бараний сок стекает по рукам и бороде – красноватой, спутанной, нечистой.

У благородного рыцаря лапищи мясника, привыкшие управляться с двуручным мечом, и глазки медведя – крохотные и свирепые.

И всю эту фантасмагорию рождал уродливый сморчок, слившийся в неистовом соитии с чертовкой-скрипкой.

На сцене безумствовал Васыль – тот самый Овидий, лоцман петербургских катакомб, завсегдатай заброшенных монастырских казематов. Нацепив чёрную концертную пару и белопенное жабо, он выскочил из своей преисподней, чтобы всех этих застывших в зале увлечь обратно под землю, а может – наоборот – вознести на седьмое небо, заманить в такие выси, из которых уже не возвращаются.

Вообще-то Роджер не жаловал музыкальную классику. Но сейчас, приглашённый Викингом («Сольный концерт нашего Васыльчика! Концерт для скрипки Моцарта, Вольфганга-Амадея!»), подполковник оказался выбит из седла, обезоружен и обезврежен.

Без своего «Макарова» и всегдашнего удостоверения родной «конторы», вообще без всего – голый, в чем мама родила – он брёл за скрипкой по тернистым дорогам вечности, и ноги его покрывала пыль столетий. И грезилось бесконечно идти по этим тропам – каменистым, извилистым, и чтобы котомка за плечами была легка, а душа – наполненна. И – главное – чтобы приворотная эта музыка никогда не кончалась.

Его сердце билось радостно и тревожно: Роджеру предстояло десантироваться на незнакомую территорию с неизвестным заданием, без карты и компаса, без оружия и связи. Он застыл перед люком, разверстым в ночную пропасть, и незримая рука выпускающего хлопнула по плечу: «Пошёл!». Ледогоров шагнул в ночь без луны и звёзд, без запахов и красок, – и его подхватил мощный воздушный поток.

Отчего же поток тянет наверх? Притушенные огни десантного самолёта остались далеко внизу, потом пропали вовсе. Зато проступили звёзды незнакомого неба, чужих галактик. И холодные их лучи исполинскими ножницами перекраивали пространство по лекалам Космического Кутюрье.

Но вот не осталось ни галактик, ни звёзд. Поток несёт его сквозь лабиринты подземелий, мимо ржавых решёток и каменных «мешков», в которых белеют давно истлевшие скелеты. И бросает в огромную паутину, сплетенную, кажется, из канатов, и уже ползет к нему убийца-паук, косматый и мерзкий, тянет мохнатые лапы. Нет: не паук! Это протягивает пухлые руки юная красотка, рыжая и белокожая, и обнажённые плечи ее зовущи, а глаза – распутны и бесшабашны.