Час джентльменов

Как обычно, воздух там был холодный, словно кровь у безжалостного ростовщика — Мартышка ставил кондиционер на минимум, заботясь о состоянии оборудования. Еще там было шумно — из-за дребезжащих кондиционеров и гудящих компьютеров. Мартышка сидел скрючившись в ультрасовременном неудобном кресле. Увидев Буна, он подкатился к нему и протянул руку, требуя пакет с кексами.

— Ванильные, — пробормотал он, — ты принес ванильные?

— Само собой.

Одного взгляда на Мартышку было достаточно, чтобы понять происхождение его прозвища. Руки у него были неестественно длинные, особенно на фоне короткого и узкогрудого туловища, а сам он, наверное, самое волосатое существо во всем мире: завитушки волос пробивались сквозь рубашку на груди и спине, руки покрывала густая поросль, и даже на костяшках росли волоски. Всклокоченная шевелюра уже начинала редеть, в ней проглядывали серебристые нити. Зато брови бурно кустились, а иссиня-черная борода поднималась аж до самых глаз, глубоко посаженных и укрытых за толстыми очками.

Он схватился за пакет, словно обезьянка в зоопарке, просунувшая лапки сквозь решетку и стащившая попкорн у ребенка, и принялся в нем жадно рыться. Спустя секунду его рот уже был набит кексами, а губы вымазаны белой глазурью и крошками.

Мартышкой его звали еще и из-за того, что он шустро управлялся с компьютерами. Если уж ловким волосатым пальчикам Мартышки не удался какой-нибудь фокус с клавиатурой, то и никому не удастся. Он может заставить орду своих компьютеров выдать данные о любой части любого здания, когда-либо построенного (легально, разумеется) в округе Сан-Диего.

Но на самом деле свое прозвище он получил в результате одного неприятного инцидента. Директору Раффин-роуд страшно нужна была копия какого-то старого разрешения на строительство, и он, не сумев вспомнить имя Марвина, попросил Ширли вызвать «того парня из подвала, ну, мартышку». С тех пор Мартышка не единожды пытался сократить свое прозвище до более благородного и артистичного варианта «Март», но ничего у него не вышло.

— Чего приперся, Бун? — спросил Мартышка. Вежливость и обходительность не входили в число его привычек — для него вся суть жизни сводилась к принципу quid pro quo,

[61]так что он не понимал, зачем говорить «спасибо» за quo, когда ясно, что от тебя тут же потребуют quid.

Бун протянул ему список домов:

— Мне надо знать, кто строил эти дома.

— Тебе надо, мне — нет.

— Ладно, Мартышка, — вздохнул Бун. — Сколько?

— Тут восемнадцать домов, — посчитал Мартышка. — По двадцать за каждый.

— Долларов?

— Нет, блин, кошачьих какашек. Конечно долларов.

— По десять.

Мартышка выудил из пакета очередной кекс и запихал его в рот.

— Округляй до двух сотен, и мы договорились, нищий ты кусок сёрферского дерьма.

— Ага, отлично. Только мне надо прямо сейчас.

— Ты у нас отличаешься скромностью запросов, да? — ухмыльнулся Мартышка, поворачиваясь к компьютеру. — Притащил мне парочку кексов и думает, что я ему теперь кругом должен!

— Кексы-то от «Грисвальда», — напомнил Бун.

— Не важно, — отмахнулся Мартышка и принялся колотить по клавишам.

— Только никому об этом деле ни слова, ладно? — предупредил его Бун.

— Да с кем мне трепаться, идиотина?

И то верно, подумал Бун. Мартышка почти никогда не выходит из регистратуры, да и друзей у него нет — никто не в силах терпеть его характер. Правда, Бун испытывал почти теплые чувства к Мартышке, сам не зная почему. Может, потому что его восхищало упорство, с которым Мартышка ненавидел весь мир, отказываясь снижать (или повышать) свои требования к людям.

Мартышка быстро печатал, постанывая от удовольствия — от кексов и/или профессионального интереса к тому, что всплыло на экране, который он тщательно загораживал от Буна.

— О-о-о, — причмокивал он, — м-м-м… Какая прелесть… Оч-ч-чень интересно…

— Что интересно? — встрепенулся Бун.

— Пока ничего, придурок, — ответил Мартышка. — О да… М-м-м…

В таком духе он работал еще десять минут.

— Слушай, ты там информацию ищешь или на порносайтах торчишь? — не выдержал наконец Бун. Ширли, например, была уверена, что страсть Мартышки к мастурбации лишь немного уступает его любви к регистрационным записям и выпечке.

(«Если дать ему в руки файл, порножурнал и датскую булочку, его хватит удар».)

— Если бы я хотел повеселиться, козлина, — ответил Мартышка, — я бы вообразил себе твою подружку. Ну, ту, славную британочку с тугими сиськами.

— Как мило, — откликнулся Бун. Как-то вечером они с Петрой наткнулись на Мартышку на улице. Странно и удивительно было видеть его в обычном мире, вне его естественной среды обитания. Тогда Мартышка наградил Петру таким взглядом, словно та была горой кексов, до которых он не мог дотянуться.

— Я на нее три салфетки потратил, — поделился Мартышка, пряча сладостную похотливую улыбочку.

— Господи, Мартышка!

О-о-о… м-м-м… о-о-ох…

Спустя бесконечный час, в течение которого Бун не единожды всерьез обдумывал возможность самоубийства, Мартышка наконец крутанулся в своем навороченном кресле и произнес:

— А это и впрямь довольно занятно, песчаный ты крысеныш.