Час игривых бесов

– Почему она здесь? – спросил я Гнатюка со странным, мучительным, разрывающим душу чувством. Такой боли я никогда не испытывал, никогда в жизни, даже когда узнал, что я обязан своим появлением на свет какому-то уголовнику, а не романтическому герою. Кстати, вот забавное психологическое объяснение тому, что я не испытывал брезгливости ни к своим пациентам, ни к своей работе. В глубине души я считал, что сам ничем не лучше их (мой отец был отъявленный, закоренелый преступник!), поэтому я не имею права никого судить. Так что я взбесился насчет Алины не потому, что у нее могло оказаться какое-то криминальное прошлое. Другого прошлого у моих пациентов не бывало! Нет, я испытывал что-то вроде ревности... Какого черта – «что-то вроде»! Я ревность испытывал, самую ужасную, самую жгучую, невыносимую ревность к тому, что вся жизнь ее прошла без меня, что она в этой своей минувшей жизни, конечно, принадлежала каким-то мужчинам, может быть, любила кого-то... и вот мы встретились, и вся моя судьба перевернулась, с меня словно кожу с живого содрали, я болен любовью к ней, а она... а она...

– Сложно все это, – вздохнул Гнатюк, исподтишка наблюдавший за мной. Конечно, все мои метания были написаны на моем лице, а он мои лицо и душу всегда читал, как открытую книгу. – Это только кажется, будто красавицам жить проще, все и все им на блюдечке с голубой каемочкой преподносят. Сказано: не родись красивой, а родись счастливой. Но вот Алинке не повезло...

Он назвал ее «Алинка», словно непутевую девчонку, – и душа моя перевернулась от любви к ней. Я словно бы увидел всю ее жизнь на своей ладони – как будто прокатил сказочным наливным яблочком по серебряному блюдечку. Жертва, с самого начала, с первых шагов – жертва мужской алчности, жертва чужого сладострастия! И я уже заранее знал: что бы я о ней ни услышал, что бы ни узнал, это не уменьшит моей любви.

Наивный я был, ну очень наивный...

– Она не какая-нибудь столичная штучка: родом из самарской деревни, – начал рассказывать Гнатюк. – Приехала Москву покорять – во ВГИК поступать. Ну, дура дурой была, узнала, какой конкурс, какие сынки и дочки туда норовят поступить и их на вороных прокатывают, – испугалась, что ничего у нее не получится. Поверила какому-то хмырю столичному, что он поможет ей поступить, если... сам понимаешь, если переспит с ним. Никакой другой валюты у нее не было, кроме себя. Через того с другим познакомилась, с третьим, а потом столичная жизнь ее ослепила. Затянула. И вот образовался у нее богатый покровитель. Банкир. Очень сильно влюбился в девочку нашу, клялся, что ради нее жену бросит и на ней, на Алинке, женится. Алинка рада была, конечно, что нашелся добрый человек, ей хотелось обыкновенного женского счастья. Но у этого ее банкира была какая-то общая собственность с женой, поэтому развод затягивался. И вот однажды вечером приезжают они после какого-то банкета, ложатся в постель, обнимая друг друга, а утром просыпается наша девочка от того, что ее с койки стаскивают чуть ли не за волосы, с криком и матами... Она открывает глаза и видит, что друг ее валяется в углу комнаты с простреленной башкой, кругом менты, а у нее под подушкой – пистолет, из которого банкира продырявили. На столе бутылок полно, жратва какая-то, картины со стен сорваны, вещи разбросаны, посуда побита... короче, полная иллюзия того, что любовники перепились, начали выяснять отношения, ну, барышня банкира и пристрелила, а сама уснула пьяным сном. Как тебе такой расклад?

Я молчал. Не увязывалось у меня в голове: эта внешность сказочной королевы, богини – и такая коммунально-бытовая пошлость!

– Не верится, да? – спросил Гнатюк. – И правильно, что не верится. Подставили девчонку, само собой разумеется! Подставила жена того банкира, ведь к ней теперь вся эта их совместная собственность перешла.

– Как же Алина вывернулась? – спросил я.

– А она и не вывернулась, – хмыкнул Гнатюк. – Она сейчас в розыске. Но Алина уже успела к тому времени жизнь узнать, а голова у нее вообще очень быстро работает. Пока шел шмон в комнате, она оценила ситуацию и поняла, что выпутаться у нее нет никаких шансов. Особенно когда появилась безутешная супруга и принялась поливать безжизненное тело мужа слезами и призывать на голову Алины проклятия, клясться, что отомстит этой шлюхе. Алина поняла, что живой ей не быть. Эта дама никаких денег не пожалеет, чтобы не просто запутать девчонку в преступление, но и со свету ее сжить: инсценируют самоубийство или пристрелят при попытке к бегству... Деньги, ты ведь понимаешь, могут многое, если не все! И как только Алина увидела свое будущее, вернее, увидела, что никакого будущего у нее нет и быть не может, она подошла к окошку, которое по причине духоты и накуренности было открыто, – и выбросилась из него. Девочка она тренированная, гимнастикой занималась, да и ловкая, как кошка, опять же – невинным бог помогает. Упала на газон – удачно, хоть прыгала аж с третьего этажа, – и на улицу. Пока менты очухались (такой прыти никто не ждал и ждать не мог!), ее и след простыл. Вот так и спаслась.