Час испытаний

Она до каждой мелочи старалась припомнить все, что видела и слышала в гестапо. И тот страшный крик в коридоре, и окровавленного человека в зале, и приторно-вежливую улыбку Хюбе, и угасший, но спокойный взгляд Зинаиды Григорьевны… Сегодня она поняла, что все рассказы о гестапо, которые она слышала, были, пожалуй, слишком осторожны. Теперь она уже точно знала, что такое гестапо, знала, что ждет ее, если она попадет в руки Хюбе. Раньше она представляла все это слишком уж отвлеченно. Боится ли она Хюбе? Галка уже несколько раз задавала себе этот вопрос. Сейчас, наедине с собой, она могла не кривить душой и не храбриться. Ну, откровенно, честно! Нет, штурмбаннфюреру не удалось ее запугать. Она не обманывает себя, не пытается успокоиться. Она не может бояться Хюбе и то подручных, всех этих самоуверенных негодяев с молниями петлицах потому, что она ненавидит их, и эта ненависть вошла в ее кровь, в мозг, в каждую клетку тела; потому что она должна отомстить им. Не только Хюбе и кривоногому Норте тот страшный крик, за окровавленного человека в зале, за Адамову, а им всем — за горе и страдания, которые они принесли ее стране, ее народу.

Немного успокоившись, Галка откинулась на подушку и закрыла глаза. Так она пролежала несколько минут и, вдруг вспомнив, что сегодня может прийти Гордеев, вскочила с кровати. Босиком вышла в столовую, подкралась к двери бабушкиной комнаты и прислушалась. Тихо. Бабушка, наверно, уже спит. Галка выскользнула в прихожую и, стараясь не звенеть ключами, открыла парадную дверь. Потом бегом возвратилась к себе и, не снимая халата, зарылась в постель. Только сейчас она почувствовала, как устала за день, как ломит спину, как стучит кровь в висках.

Она уже начала дремать, когда тихий скрип заставил ее встрепенуться. Галка села, в темноте нащупала коробок и чиркнула спичкой.

— Не надо. Потуши, — услышала она знакомый хриплый голос.

Луч карманного фонаря скользнул по комнате и замер на коврике у кровати.

Гордеев взял стул, придвинул его к Галкиной кровати и сел.

— Какие новости, синьорина?

— Георгиос убит при задержании. Его выследили, когда он подавал какие-то сигналы в сторону моря.

— В кофейне что-нибудь нашли?

— Рацию и сигнальные фонари.

— И все?

— Как будто — все.

— Н-да… — Гордеев достал трубку и, не зажигая ее, сунул в рот. — А что известно о румынских офицерах?

— Двое погибли, один бежал… Дядя Леня, кто они, эти трое?

— Они шли на подмогу Георгиосу. Оттуда — из-за линии фронта.

— А почему вы не предупредили их?

— «Почему», «почему», — проворчал Гордеев. — Я сам узнал об этом только позавчера. Ты лучше скажи, что говорят о том, которому удалось скрыться.

— За его поимку обещана большая награда. Но даже в тайной полиции сомневаются в успехе. Этот «румын», безусловно, перестал быть румыном и, очевидно, уже стал на якорь в надежном месте.

— Боюсь, что в городе для него не приготовлены надежные стоянки.

— Вы что-нибудь знаете о нем? — встрепенулась Галка.

— Даже те, кто его послал, не имеют о нем никаких сведений. Ну, хватит об этом. Теперь расскажи, куда ты ездила с начальником морского отдела гестапо.

— Откуда вы знаете?

— Весь базар уже знает об этом.

— Дядя Леня, они убили Зинаиду Григорьевну.

— Что?! — Гордеев вскочил, но в темноте натолкнулся на тумбочку, чертыхнулся, снова сел, достал спички и, не спросив разрешения, закурил трубку.

Пока Галка рассказывала о встрече с Хюбе, о гестапо, о плюгавом палаче с оттопыренными ушами, Гордеев молчал. Только в темноте сердито мигал огонек его трубки. Но когда девушка подошла к очной ставке, он перебил ее:

— Теперь подробнее. Вспомни все, что говорила Адамова.

Галке не нужно было напрягать память. Наверно, и через десять лет она бы смогла повторить все, что сказала Зинаида Григорьевна, слово в слово.

— Ты не ошиблась? — снова перебил ее Леонид Борисович, — Она так и сказала: «старый крановщик»?

— Да. Как только она это сказала, Норте ударил ее по лицу.

— Старый крановщик, — пробормотал Гордеев. — Старый крановщик Федор Плющев. Теперь понятно, почему связные не возвращались из порта.

Галка вздрогнула — она вспомнила парня-связного, его веселую улыбку, его гордую смерть…

Гордеев потушил трубку, спрятал ее в карман, поднялся, скрипнув стулом.

— Надо немедленно восстановить связь с портом и предупредить товарищей о предателе. Сделаешь это ты.

Часть третья. МЕСТО В СТРО

До войны Галка мечтала о том дне, когда она впервые через служебный ход войдет в театр, бросив седобородому швейцару короткое: «На репетицию», а потом, миновав пахнущий клеем, струганым деревом и красками закулисный хаос декораций, ступит на непривычно просторную сцену и, пока режиссер будет о чем-то спорить с высоким худощавым дирижером, в первый раз с высоты подмостков посмотрит в пустой полутемный зал. К не подойдут молодые артисты; знакомые поздравят ее, а незнакомые приветливо улыбнутся. Потом дробный стук дирижерской палочки, и сердитый голос помощника режиссера разгонит всех по местам… «Внимание. Начали!..»