Час испытаний

Тут что ни слово - ложь. Наглая, беззастенчивая! Дель Сарто грубо извращает факты, пытаясь оправдаться перед читателями дневника. У Гали не было никакой судороги. Когда мы столкнулись с боевыми пловцами, Галя поняла, что ей с ее больной ногой не уйти от них, понимала и то, что я не оставлю ее. И тогда, сжав зубами резиновый загубник, она крикнула: «Сережа, эстафета - главное», - и сорвала с себя маску.

Вот, собственно, и все, что я мог рассказать Вам о Гале. Мне удалось тогда прорваться в море и уйти от преследователей. Вечером того же дня я отыскал в Корабельном поселке Петра Отрощенко и передал ему эстафету. Отрощенко переправил меня к партизанам, которые помогли мне связаться со штабом флота. Через неделю за мной пришла подводная лодка…»

ЭПИЛОГ

В последний день праздника погода испортилась. Небо до самого горизонта закрыли тяжелые хмурые тучи. Холодный пронизывающий ветер вздымал над городом и нес в море вихрящие столбы пыли. Вместе с пылью по улицам кружились шуршащие стайки красно-желтых листьев. На море ветер поднял высокую, но крутую волну с белой кипящей пеной на гребнях.

К полудню ветер немного утих и на внешнем рейде начались финальные гонки осенней регаты. Набережная на всем протяжении от порта до городского пляжа была заполнена болельщиками. Отсюда были хорошо видны скользящие по воде белые табунки спортивных яхт. Болельщики громко переговаривались, спорили, заключали пари.

Но я, признаться, был равнодушен к кипящим вокруг страстям - мои мысли были заняты другим. Я с удовольствием покинул бы шумную набережную, но мой новый знакомый - Леонид Борисович Гордеев, видимо, не собирался уходить. Мне было неловко настаивать, и я сел с ним рядом на узкую ребристую скамью за колышущейся стеной болельщиков. Леонид Борисович зажал в кулаке трубку, пытаясь раскурить ее на ветру. Когда это ему удалось, он жадно затянулся дымом и откинулся на спинку скамьи. Так он просидел довольно долго, не обращая на меня внимания. Его косматые седые брови затеняли глубоко посаженные, обрамленные сеткой старческих морщин глаза, и потому казалось, что он спит. Леонид Борисович молчал - минувшие два дня утомили его, и я в какой-то степени чувствовал себя виноватым в этом. Но я не испытывал раскаяния. Только что он передал мне толстую, тщательно завернутую в газету папку. Папка жгла мне руки - не терпелось поскорее ознакомиться с документами, повествующими о жизни Галки Ортынской. Тут были пространные анкеты, заполненные еще неустановившимся почерком, немногословные характеристики, заверенные подписями и печатями; архивные материалы гестапо, захваченные нашими войсками в городе весной 1944 года; выдержки из дневника дель Сарто; письма контр-адмирала Виноградова, воспоминания бывшего врача отряда МАС Вильмы Мартинелли - женщины, на долю которой выпала необычная и трудная судьба, приведшая ее в суровом для Италии 1943 году в знаменитый «Корпус добровольцев свободы» - армию итальянских партизан…

Я с трудом уговорил Леонида Борисовича дать мне эту папку на один день и сейчас с тревогой думал, что не успею за такой короткий срок прочесть многочисленные документы.

Время от времени я смотрел на часы и по-мальчишески ерзал на скамье. Однако Леонид Борисович не замечал моего нетерпения. Попыхивая трубкой, он, казалось, прислушивался к горячим спорам болельщиков. Но вдруг он обернулся ко мне и, вытащив изо рта трубку, сказал, словно продолжая только что прерванный разговор:

- Дель Сарто в своем дневнике бросает упрек Сергею Виноградову, который следовало бы адресовать мне, а еще точнее - всему руководству подполья. Итальянский князь, видите ли, не только оправдывается, он пытается обвинять. Он возмущается, что мы оставили в тылу врага неопытную девушку, пренебрегавшую порой самыми элементарными правилами конспирации, взвалив на ее плечи задачи, над которыми задумался бы и профессиональный разведчик. Тем самым, - разглагольствовал дель Сарто, - они, то есть мы, руководители подполья, заранее обрекли Галину на гибель. Но знаете, что сказала по этому поводу приезжавшая сюда прошлым летом синьора Мартинелли? «Обречена была не Галина - фашисты, потому что на борьбу с ними у вас поднялись тысячи таких Галин…»

Он обдал меня густым едким дымом табака и, погасив трубку, спрятал ее в карман.

- Мартинелли поняла основное, - продолжал он. - Но должен добавить, что Галя была не такой уж неопытной подпольщицей, как ее пытается представить дель Сарто. Сделала он немало. Конечно, она ошибалась - ведь она не была профессиональной разведчицей, как не были профессиональными разведчиками десятки тысяч других молодых бойцов подполья. Мы не обучали их в специальных школах - в сорок первом нам некогда было это делать, а до войны мы учили наших девчат и хлопцев другому. Мы учили их любить свою Родину и ненавидеть ее врагов. Но разве это в конечном счете не главное?

Он поднялся со скамьи и, засунув руки в карманы бушлата, вразвалку направился к галдевшей толпе болельщиков. Уже на ходу он бросил:

- Пойдемте посмотрим, кто там посягает на главный приз регаты.