Час мертвых глаз (ЛП)

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, отец подарил ему велосипед. Он сделал это очень торжественно. Старый Цадоровски был налоговым инспектором. Его жена умерла два месяца назад, и теперь он остался один с сыном. От налогового управления до квартиры на городской окраине было очень далеко, и Цадоровски не приходил домой на обед. Он давал парнишке деньги, чтобы тот каждый день в обеденное время мог купить себе что-то поесть. Вернер в полдень приходил из гимназии домой. Тогда он отрезал себе от хлеба в банке несколько кусков, намазывал на них маргарин и ел. К этому он пил холодный, черный кофе, оставшийся с утра. Он собирал деньги. Через полгода он собрал достаточно, чтобы купить велосипед. Он пошел в ближайший магазин и купил самый красивый дамский велосипед. Он проехал на нем несколько домов дальше, туда, где жил мальчик, который тогда тоже попал ножом в картинку. Мальчик учился на слесаря. Он уже зарабатывал деньги и обходился с ними достаточно щедро.

– Смотри, Макс, – сказал Вернер, – я оставлю этот велосипед у тебя. Он принадлежит Франциске. Если тебя кто-то спросит, скажи, что он принадлежит тебе или твоей сестре, и вы даете его на время Франциске.

– Он краденый? – поинтересовался мальчик.

– Нет, – сказал Вернер, – я его купил.

– В порядке, – объяснял Макс, – у тебя есть сигарета?

У Вернера сигарета была. Они закурили, и Макс сказал с уважением: – Франциска будет красивой девушкой. У нее такая грудь…

Был май. Они лежали где-то под розовыми цветущими деревьями в маленьком лесу, далеко от города. Горы поднимались над ними. Они были одни. Велосипеды лежали в стороне. Было воскресенье, они уехали за город, чтобы остаться наедине друг с другом.

– Ты уйдешь, и я буду чувствовать себя одинокой без тебя…, – сказала Франциска. Она выглядела как двадцатилетняя. У нее все еще были длинные рыжие волосы. Они спадали ей на плечи. Он играл этими рыжими волосами, и его рука скользила под ее расстегнутой блузкой. Кожа ее грудей была белой, как свежее молоко.

– Я всегда буду однажды дома, – ответил он. Его голос звучал сдавленно. Он гладил ее груди.

– Твой отец говорил, что ему это не очень нравится. Он хотел бы еще попробовать отговорить тебя от этого. Он говорил это моей матери.

Он совсем расстегнул ее блузку и целовал ее кожу.

– Я буду писать тебе, – тихо произнес он, – и я всегда буду однажды дома. Я буду писать из Берлина, и из Амстердама и Парижа. Во всем мире, где бы я ни был…

Она гладила его лицо. Ее пальцы играли с его волосами. Она видела его глаза над ее лицом. Немного полуоткрытые, блестящие глаза.

– У тебя…, – говорила она, – у тебя не может быть ни одной другой, когда ты уедешь, ты слышишь? Никого другого, кроме меня…

Он не отвечал. Он обнял ее тело. Это тело было гибким и горячим. Кожа была гладкой и шелковистой.

– Только подожди…, – шептал он. – Однажды я вернусь, и тогда я припаркую свою машину перед домом. Потом мы уедем вместе. Когда наступит время, вы поженимся, и ты всегда будешь сопровождать меня…

Ее тело прижалось к нему. Она кусала его в губы, но он не чувствовал этого. Он видел ее глаза. Коричневатые с красным мерцанием.

У нее самые странные глаза в мире, думал он. Она прекрасна. Когда она станет старше на несколько лет, люди будут смотреть ей вслед. Она сможет хорошо одеваться. Элегантно.

Цветок качался по воздуху и зацепился в ее волосах. Принцесса цветов, думал он. Принцесса цветов с огненными волосами и горящими глазами. Принцесса цветов, огненные волосы, Франциска, принцесса цветов…

– Ты…, – шептала она, – никто не может знать этого… никто! Только мы двое. Никто кроме нас. Это наша тайна… Их тела лежали, поглощенные травой, и цветы, скользя, падали с крон деревьев.

– Ты моя принцесса цветов…, – шептал он устало. У нее были влажные глаза и очень красные губы. Он снова целовал их. Вечером, когда они ехали домой, он говорил ей со смехом:

– Подожди, однажды тебе больше не нужно будет шить платья и пальто. Ты будешь путешествовать со мной на машине. В Париж, в Рим, повсюду, где я буду…

Когда у него был аттестат зрелости в кармане, он поехал в Берлин. Ему потребовалось два дня, пока он не нашел импресарио, который понимал, что можно было делать из этого молодого человека. Импресарио наливал ему коньяк. Вернер пил его глотками и смеялся. – Не пейте много, от этого руки становятся неуверенными…

Импресарио листал свой каталог. Он мог разместить этого человека всюду. Этот человек был хорошей находкой.

– Где вы этому научились? – хотел знать импресарио.

– Я научился сам, – говорил Вернер, – всегда немного тренировался. Еще ребенком. Мне это доставляло удовольствие. Ножи были моей страстью. И в гимнастике я был всегда хорош.

– У меня для вас есть партнер, – объяснил импресарио, – в труппе Карлоффа. Отборная программа. Приглашается в лучшие дома. Дама, которую я имею в виду, выступает с жонглером. Очень трудный номер. Она исполняет его великолепно. Я приглашу ее на завтра. Где вы переночуете?