Час Презрения

— Не слушай ее, Йеннифэр, — холодно сказала Тиссая. — Она огорчена и обижена. Знаешь, почему она не идет на банкет в Аретузу? Потому что ей неловко явиться одной, без мужчины, с которым ее связывали четыре года. Из-за которого ей завидовали. Которого она потеряла, потому что не сумела оценить его любви.

— А может, стоит поговорить о чем-нибудь другом? — предложила Йеннифэр вроде бы беспечным, но заметно изменившимся голосом. — Налей нам, Цири. Язви его, маловат кувшинчик-то. Будь другом, принеси еще один.

— Два, — засмеялась Маргарита. — В награду получишь глоточек и сядешь с нами, не надо будет прислушиваться издалека. Твое воспитание начнется здесь и сейчас, в бане, еще прежде, чем ты попадешь ко мне в Аретузу.

— Воспитание! — Тиссая возвела очи горе. — О боги!

— Тише, любезная мэтресса. — Маргарита шлепнула себя по мокрому бедру, изображая гнев. — Сейчас я — ректор школы! Тебе не удастся срезать меня на последнем экзамене!

— Очень жаль.

— Мне тоже, представь себе. Будь у меня сейчас частная практика, как у Йеннифэр, мне не приходилось бы мытариться с воспитанницами, вытирать носы плаксам и ругаться с гордячками. Послушай меня, Цири, учись. Чародейки всегда действуют. Хорошо ли, плохо ли — станет ясно позже. Но необходимо действовать, смело хватать жизнь за гриву. Поверь, малышка, я жалею исключительно о бездеятельности, нерешительности, колебаниях. О действиях и поступках, даже если они порой приносят печаль и тоску, по-настоящему не жалею никогда. Взгляни на даму, которая сидит вон там, делает строгие гримасы и педантично поправляет все что можно. Это Тиссая де Врие, гроссмейстер, воспитавшая десятки чародеек, вдалбливая им, что действовать следует всегда, что нерешительность…

— Перестань, Рита.

— Тиссая права, — сказала Йеннифэр, все еще глядя в угол бани. — Перестань. Знаю, ты грустишь из-за Ларса, но не делай из своей грусти науку жить. У девочки еще будет время научиться этому, к тому же не в школе. Иди, Цири, за кувшином.

Цири встала. Она уже была полностью одета.

И полна решимости.

***

— Что? — крикнула Йеннифэр. — Что такое? Как это — уехала?

— Приказала, — забормотал хозяин, бледнея и прижимаясь спиной к стене. — Приказала оседлать коня…

— И ты послушался? Вместо того чтобы кинуться к нам?

— Государыни! Откуда ж знать-то? Я был уверен, что она отправляется по вашему приказу… У меня и в мыслях не было…

— Дурак набитый…

— Спокойнее, Йеннифэр. — Тиссая приложила руку ко лбу. — Не поддавайся эмоциям. Сейчас ночь. Ее не выпустят за ворота.

— Она велела, — шепнул хозяин, — отворить потерну…

— И ей отворили?

— Из-за вашего Сбора, — опустил глаза хозяин, — в городе полно чародеев… Люди в страхе, боятся им перечить… Как я мог отказать? Она говорила точно как вы, госпожа, ну совсем таким же тоном… И глядела точно как вы. Никто не смел ей даже в глаза глянуть, не то что спрашивать… Она была ну точно такая же, как вы… Тютелька в тютельку… Велела подать перо и чернила… и написала записку.

— Давай сюда! — крикнула Йеннифэр.

Тиссая де Врие опередила ее и громко прочитала:

«Госпожа Йеннифэр. Прости меня. Еду в Хирунд, потому что хочу видеть Геральта. Встретиться с ним, прежде чем пойду в школу. Прости мое непослушание, но я должна. Знаю, ты меня накажешь, но не хочу в будущем сожалеть о бездеятельности и колебаниях. Если и придется о чем-то жалеть, то пусть это будут действия и поступки. Я — чародейка. Хватаю жизнь за гриву. Вернусь, как только смогу.

Цири».

— Все?

— Есть еще приписка: «Скажи госпоже Рите, что в школе ей не придется вытирать мне нос».

Маргарита Ло-Антиль недоверчиво покачала головой, а Йеннифэр разразилась бранью. Хозяин гостиницы покраснел и раскрыл рот. Доводилось ему слышать проклятия, но такие он слышал впервые.

***

Ветер дул с суши. Волны туч затягивали висящую над лесом луну. Дорога в Хирунд тонула во мраке. Ехать галопом стало опасно. Цири сдержала лошадь, пошла рысью. О том, чтобы идти шагом, даже не подумала. Она торопилась.

Вдалеке было слышно ворчание надвигающейся бури, горизонт то и дело освещали вспышки молний, вырывающих из мрака зазубренную пилу вершин деревьев.

Она остановила коня на развилке — дорога расходилась на два рукава, оба выглядели одинаково.

«Почему Фабио ничего не сказал о развилке? Да что там, ведь я никогда не плутаю, я всегда знаю, в какую сторону идти или ехать. Почему же сейчас не могу решить, на какую дорогу свернуть?»

Огромная тень беззвучно пронеслась над головой. Цири почувствовала, как сердце подскакивает к горлу. Конь заржал, дернулся и помчался галопом, выбрав правую дорогу. Немного погодя она сдержала его.