Час урагана (СИ)

Я растерялся. Ехать на ночь глядя в Питер? Да я только до Финского вокзала доберусь хорошо если к полуночи, а дальше-то что? Уж не предлагает ли она мне заночевать у нее?

— Я вообще-то живу в…

— Знаю. А я в Репино, вы можете быть у меня через полчаса, если успеете на автобус, выходящий в четверть одиннадцатого. А обратно на последний — в одиннадцать сорок пять.

Вот оно что. Репино, надо же! Наверняка Парицкий уже пользовался этими поздними рейсами. Интересно, какие между ними все-таки были отношения. И ведь он мне ни разу…

А почему он должен был мне об этом рассказывать?

— Хорошо, — сказал я. — Так и сделаю. А ваш адрес…

На автобус я успел, когда водитель уже закрывал двери.

* * *

Я ожидал увидеть женщину лет тридцати пяти — того же возраста, что и Парицкий, — а дверь мне открыла старушка-божий одуванчик, и я, растерявшись, спросил:

— Могу я видеть Евгению Ниловну?

— Проходите, Петр Романович, — пригласила старушка знакомым голосом, и я смутился так, что не смог переступить порога, стоял на лестничной площадке, а хозяйка повернулась ко мне спиной и направилась в глубину квартиры, полагая, что я, конечно, иду за ней. Должно быть, со слухом у нее были проблемы или…

— Петр Романович, — сказала она, не оборачиваясь, — что же вы там стоите? Проходите в комнату. Пальто — на вешалку, пожалуйста. Тапочки под вешалкой, поухаживайте за собой сами, а я пока приготовлю чай.

Я поухаживал. Когда минуты через три я вошел из прихожей в большую комнату, обставленную старой, шестидесятых годов, как мне подсказывала память, болгарской мебелью, на круглом столе, покрытом цветастой клеенкой, уже стояли на блюдцах наполненные чашки, от которых поднимался пар, и лежал на большой тарелке аккуратно нарезанный магазинный кекс.

Я попробовал оценить на глаз, сколько лет хозяйке, усевшейся в покрытое бордовым покрывалом кресло и показавшей мне на один из стоявших около стола стульев. Семьдесят? Больше. Семьдесят пять? Восемьдесят? Могло быть и восемьдесят, у Евгении Ниловны была тонкая кожа со множеством прожилок, но почти не видно морщин, а голос молодой, и бывшая жена Парицкого назвала ее по телефону Женей — не могла она так небрежно говорить о человеке вдвое (если не больше) старше себя!

— Что вы так меня изучаете, Петр Романович? — поинтересовалась Евгения Ниловна, разглядывая меня, в свою очередь, так пристально, будто хотела по внешнему виду определить не только причину моего интереса к Парицкому, но и всю мою жизнь от рождения до текущего момента.

Понятно, я не нашелся, что ответить, и потому задал свой вопрос, надеясь сразу направить разговор в нужное русло:

— Олег Николаевич обращался к вам за консультациями по вопросам генетики, верно?

— Конечно, — кивнула Буданова. — Олег — гений в математике, но в биологии разбирался на уровне читателя научно-популярных журналов.

— Вы давно…

— Я работала до пенсии в институте генетики и селекции… Берите кекс, Петр Романович, он свежий, сегодня купила. Олег как-то пришел на наш институтский семинар, я делала доклад по расшифровке генома. Не человека, о человеке тогда речь не шла, я рассказывала о кольчатых червях. Он подошел ко мне после семинара и сказал: «Вы можете ответить мне на несколько глупых вопросов?» Это было лет… да, двенадцать лет назад, через год меня отправили на пенсию, потому что с финансами в институте… Чему вы улыбаетесь, Петр Романович?

— Да так, — я передернул плечами. — Сам ушел недавно на пенсию при схожих обстоятельствах.

— Ну, это со многими…

— Странно, — сказал я, отпив несколько глотков, чай оказался вкусным, я хотел добавить сахара, но сахарницы на столе не было, и мне почему-то стало неловко просить.

— Странно, — повторил я, — что до вас не добрались журналисты. Они ведь после истории с премией кого только не спрашивали — Олег Николаевич молчал, а им было интересно, отчего он все-таки отказался от миллиона, и они искали…

— Друзья, — неожиданно твердым голосом сказала Евгения Ниловна, — должны быть ограждены от лишнего внимания.

У меня были в этом сомнения, но я не стал их высказывать.

— Я ожидал… — сказал я в некотором смущении. — Елена Геннадиевна назвала вас по телефону Женей, и я подумал…