Когда они приблизились к полю с горящими огоньками, Чесна выпрямила закрылки и заглушила моторы. «Юнкерс», неуклюжая птица, заскользил по полю, снег зашипел на горячих обтекателях. Покрышки стукнули о землю. Прыжок. Удар, а затем прыжок поменьше. Потом Чесна стала тормозить, и «Юнкерс», вздымая за собой султаны снега и пара, покатился по полосе.
Самолет сбавил ход и, с толчками и бульканьем вытекавшей гидравлической жидкости, скрипя, остановились.
Лазарев уставился между своими ногами, где увидел набившийся снег в трещине около шести дюймов шириной. Он первым выбрался из самолета. Когда выбрались Чесна и Майкл, Лазарев уже похаживал возле самолета, снова привыкая опираться ногами о твердую землю. Моторы «Юнкерса» парили и потрескивали.
Пока Майкл и Чесна разгружали свои вещи, рядом с «Юнкерсом» притормозил потрепанный, выкрашенный в белое грузовик. Несколько человек соскочили с него и стали раскатывать огромный белый брезент. Ими руководил рыжебородый мужчина, назвавший себя Хёрксом, он сам помогал грузить рюкзаки, автоматы, боеприпасы и гранаты в грузовик. Пока Хёркс занимался этим, другие люди трудились над тем, что закрывали «Юнкерс» брезентом.
— Мы чуть не грохнулись! — сказал Лазарев Хёрксу, сжимая рукой заячью лапку. — Этот ураган чуть не оторвал нам крылья!
Хёркс озадаченно посмотрел на него.
— Какой ураган? Сейчас же весна.
Потом вернулся к работе, Лазарев растерянно замер, снег набивался ему в бороду.
Послышался скрип и хлопки лопающихся болтов. Майкл и Чесна повернулись к самолету, а Лазарев от ужаса раскрыл рот. Почерневший от огня левый мотор в несколько секунд оторвался от своего крепления, затем лопнули последние несколько болтов, и весь мотор грохнулся на землю.
— Приветствуем вас в Норвегии, — сказал Хёркс. — Поторапливайтесь! — перекрикивая вой пронзительного ветра, крикнул он другим мужчинам.
Мужчины заработали быстрее, перекинув через «Юнкерс» белые веревки и затягивая затем ими брезент. Потом, когда прибывшие на самолете и норвежцы забрались в грузовик, Хёркс сел за руль и повез их от посадочной полосы в сторону побережья, двадцать пять к юго-западу.
Солнце уже серебрило на востоке небо, когда они ехали по узким грязным улочкам Юскедаля. Это был рыбацкий поселок, дома которого были построены из серых бревен и камней. Из труб вились тонкие струйки дыма, Майкл ощущал ароматы крепкого кофе и жирного бекона. Внизу, где скалы подступали к серо-голубому морю, на предрассветной приливной волне покачивалась маленькая флотилия лодок, снаряженных сетями и готовых приступить к лову. Пара тощих собак лаяла и тявкала почти под колесами грузовика, и Майкл то тут, то там замечал фигуры, следившие за ними сквозь полуприкрытые ставни.
Чесна локтем толкнула его в бок и показала на гавань. Большая летающая лодка «блом-унд-фосс» со свастикой на хвосте скользила по гладкой водной поверхности ярдах в двухстах от берега. Она сделала два медленных круга вокруг рыбацкой флотилии, потом, взлетев, набрала высоту и исчезла в низко плывущих облаках. Нацистские хозяева наблюдают.
Хёркс остановил грузовик перед каменным домом.
— Вы слезайте здесь, — сказал он Майклу, Чесне и Лазареву. — Мы позаботимся о вашем грузе.
Ни Чесне, ни Майклу вовсе не хотелось доверять оружие и боеприпасы человеку, которого они не знали, но они не хотели идти на тот риск, что оружие может быть найдено, если поселок будут обыскивать люди из экипажа летающей лодки. Они с неохотой сошли с грузовика.
— Вы заходите туда, — Хёркс показал им на дом. Двери его блестели от шеллака высушенных шкурок тюленьих бельков. — Отдыхайте. Ешьте. Ждите. — Он надавил на газ и порулил дальше по грязи.
Майкл открыл дверь и вошел. Волосы ему причесал маленький водопад серебряных колокольчиков, свисающих с притолоки, зазвеневших весело, как в канун Рождества. Колокольчики прошлись и по волосам Чесны и погладили щетинистую макушку Лазарева. Внутри дома было мрачно, пахло рыбой и высохшей тиной. По стенам были развешаны сети и кое-где на гвоздях висели вырезанные из журналов картинки. В глубине чугунной печки мерцал слабый огонь.
— Эй! — позвал Майкл. — Есть здесь кто-нибудь?
Заскрипели пружины. На старом коричневом диване лежала большая куча грязной одежды, куча эта зашевелилась и, когда вновь прибывшие уставились на нее, села, проминая диван.
— Боже мой! — по-немецки выдохнул Лазарев. — Что это?
Чем бы оно ни было, оно потянулось за бутылкой водки, стоявшей на полу рядом с собой. Большая смуглая рука вынула откупорила бутылку, подняла ее, и послышались звуки булькания жидкости. Затем отрыжки.
Куча попыталась встать и, поднявшись, оказалась значительно выше шести футов.