Чаша без терпения

Андриана не попыталась поставить себя на место девушки, потом молодой женщины, у которой только-только начала складываться нормальная семейная жизнь – муж, ребёнок. И всю силу ярости и отчаяния Ефима Тавельского ей тоже не дано было понять. Поэтому сомнений на тот счёт, должен ли ответить за убийство Ефим, у неё не было. Должен однозначно! – был её вердикт.

Андриана во время своих расследований нередко вспоминала Мирославу Волгину, которую считала крёстной своего детективного агентства. Ведь если бы случай не свёл их, навряд ли бы Андриана открыла своё «Шведское варенье». Андриана Карлсоновна никогда не сомневалась в том, что Мирослава была профессионалом высшего класса, и дела свои юрист и бывший следователь вела совсем иначе, чем она, бывшая учительница. Но всё-таки она даже не предполагала, что сочувствие Волгиной на этот раз оказалось бы на стороне четы Тавельских. Волгина, скорее всего, нашла бы лазейку и предоставила возможность судить Тавельского не земному правосудию, а суду божьему. Хотя сама она никогда не упоминала о боге как о судье высшей инстанции. Просто так случалось в её жизни, что она всегда была на стороне незащищённых и невинно пострадавших. Ефим, конечно, под эту категорию не подходил. Но он хотел облегчить душевные муки любимой женщины. А в том, что смерть мучителя принесёт Майе облегчение, Волгина сомневаться бы не стала. В пользу того, что Тавельскому стоит сохранить свободу, в глазах Волгиной сыграло бы и то, что без Ефима Майе и Ванечке будет трудно выжить и практически невозможно оставаться счастливыми. Риск потерять лицензию в этом случае не остановил бы Мирославу, умеющую просчитывать свои действия с точностью гроссмейстера.

Андриана же была устроена совсем иначе… Несмотря на присущий ей азарт и способность совершать безрассудные поступки, в самые ответственные моменты она была склонна следовать букве закона. Поэтому она собиралась немедленно отправиться к полковнику Кочубееву и выложить ему всё без утайки.

Максим Аверьянов был потрясён и расстроен до такой степени, что даже не сразу сумел тронуть свою машину с места. «Что же делать?» – думал он в отчаянии. У него не было сомнений в том, что Майю нужно спасать! Майю и Ванечку! Осуждал ли он Ефима и сожалел ли о смерти своего отца? Сыновних чувств к отцу у Аверьянова давным-давно не было. Но всё-таки он предпочёл бы видеть его в тюрьме, а не в могиле. Осуждал ли он Ефима? Скорее укорял его за необдуманность совершённого. «Чем он думал, когда латал крышу отцу? – негодовал Максим. – Ведь у него жена! Сын! Что с ними теперь станет?» Максим так крутанул руль, что чуть не съехал с дороги и не врезался в дерево. «Идиот!» – вырвалось у него вслух. К кому было обращено это восклицание, к нему самому или к Ефиму Тавельскому, не суть важно. Аверьянов проехал ещё несколько метров и остановился возле таксофона. Он выбрался из салона и набрал номер городского телефона своей матери.

– Алло, – подняла трубку Инна Львовна.

– Мама, это я! – закричал Аверьянов.

– Максим? – удивилась она. – Откуда ты звонишь?

– Из таксофона.

– Но почему?

– Молчи и слушай.

– Я вся во внимании, – голос матери, как всегда, был ровным.

– Мать, у меня для тебя плохие новости.

– Что случилось?

– Сыщица, которую я по дурости нанял, догадалась, кто убил отца.

Инна Львовна не стала осыпать сына упрёками, вместо этого она спросила:

– У неё есть доказательства?

– Увы. Я уверен, что их вполне достаточно.

– Хорошо.

– Что хорошего? И почему ты не спрашиваешь, кто убил твоего бывшего мужа? – сорвался на крик Аверьянов.

– Потому что мы с тобой разговариваем по телефону, – спокойно ответила она.

– И потому, что ты с самого начала знала, кто убийца!

– Может быть, – не стала отрицать Инна Львовна.

– Что же нам теперь делать? – спросил он устало.

– Я сейчас сама съезжу к ней.

– Боюсь, что это не поможет.

– Не беспокойся, я всё улажу.

– Будь осторожна, – попросил он. Ему не хотелось лишаться ещё и матери.

– Я постараюсь, – заверила она его всё тем же спокойным голосом.

К Андриане Инна Львовна заявилась без упреждающего звонка по телефону. И домофоном она не воспользовалась, дождавшись, когда кто-то захочет войти в подъезд. Это удалось ей легко. Никто даже и не подумал спросить у неё, к кому именно она идёт. Увидевшая её в глазок Андриана Карлсоновна оторопела. Потом подумала: «Будет упрашивать или скандалить?» Ни то, ни другое не вязалось с образом Инны Львовны, и Андриана Карлсоновна открыла дверь.

– Здравствуйте, – трогательно улыбнулась Аверьянова и спросила: – Мне можно войти?

– Здравствуйте, Инна Львовна! – воскликнула сыщица, ещё больше растерявшаяся от выражения лица и интонации голоса пришедшей.

Андриана провела посетительницу на кухню и предложила сесть.

– Я рада, что Майя никуда не поедет и останется со мной. Спасибо вам, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Аверьянова и вытерла уголок глаза белоснежным шёлковым платком.

– А я так боялась расстроить вас, – растроганно произнесла Андриана, не ожидавшая таких слов.

– Ну что вы! Я так счастлива! Спасибо вам. Давайте выпьем чаю. Я принесла торт.