Чаша Бланшара

— Хорошо, Джон, — сказал он, хмуря брови, — я пойду с ней сам. А ты пока, будь добр, ссыпь эту пудру в серебряную шкатулку. Оставь ее здесь, я потом отнесу ее в спальню мистера Бланшара.

Итак, мистер Мэттью зажег фонарь и начал медленно спускаться по ступенькам в погреб. Агнесс шла следом за ним, стараясь через его плечо разглядеть нишу, в которой видела пистолет. Когда они спустились до самого низа, дворецкий повернулся и поднял фонарь.

— Так где же вы видели пистолет? — с явным недоверием спросил он.

— Он был здесь, сэр. — Агнесс показала на глубокую нишу. — Завернут в тряпку. Я заметила только рукоятку.

Мистер Мэттью поднес фонарь к углублению, осветив паутину и облупившуюся штукатурку. В мерцающем свете стал виден сверток.

— Вот! — сказала Агнесс, не в силах сдержать возбуждение.

Мистер Мэттью протянул руку, взял сверток и развернул его, позволив тряпке упасть на пол. Пистолет был покрыт засохшей грязью, дуло заржавело, но это, вне всяких сомнений, был тот самый пистолет, который исчез из комнаты Николаса Бланшара.

— Ужасно, — пробормотал он, — какой вред может причинить вода. Вряд ли даже с помощью пемзы, масла и спирта я смогу снова привести его в порядок.

Агнесс пробормотала что-то неразборчивое. Она с интересом рассматривала тряпку, в которую был завернут пистолет. Это был квадратный кусок клетчатого муслина того типа, который миссис Тули предпочитала использовать для вытирания пыли.

Вернувшись в кухню, Агнесс так задумалась над тем, кто мог завернуть пистолет в одну из домашних тряпок, не говоря уже о беседе Томаса с мистером Мэттью и причинах, по которым дворецкий предпочел ей соврать, что не заметила, как баранина и овощи кипят куда сильнее, чем следовало. Только когда раздалось шипение и полетели брызги жира, она сообразила, что почти засушила мясо. Агнесс рассеянно добавила воды и потрогала мясо вилкой. Обнаружив, что оно все еще жесткое, она снова повесила кастрюлю над огнем. Времени почти не оставалось, а приготовить было нужно еще очень многое. Дорис торчала в посудомоечной, протирая чугунный горшок маслом, хотя могла бы сделать дюжину более полезных вещей. Причину такого ее поведения было легко установить. Филипп в кожаном фартуке и с закатанными рукавами, открывающими его мускулистые руки, стоял за соседним столом, смешивая пчелиный воск, скипидар, смолу и киноварь, чтобы приготовить мастику для мебели.

— Дорис, — нетерпеливо позвала Агнесс, — брось все и иди сюда немедленно. Я велела тебе вымыть лук-порей и почистить картошку, а они все еще такие же грязные, какими их принесли с рынка. Что касается тебя, Филипп, почему ты предпочитаешь делать эту работу в моей посудомоечной, тогда как должен заниматься этим в буфетной? Я от этой вони с трудом дышу.

Дорис виновато вздрогнула:

— Я только что собиралась этим заняться, миссис Мидоус. И двух минут не займет…

— Займет, если будешь делать тщательно.

— Прошу прощения, мэм, — доброжелательно ответил Филипп. — Я никого не хотел обидеть — просто составлял компанию этому персику.

Он подмигнул Дорис, лицо которой стало краснее свеклы.

Агнесс безнадежно вздохнула. Она никак не могла понять, чем Филипп так привлекал женщин. Агнесс подошла к бочке с угрями, которую держала в кладовке, крепко схватила извивающуюся рыбину и перенесла в кухню, где с размаху стукнула головой об угол стола. Обычно она проделывала подобное без малейших угрызений совести. Сегодня же Агнесс ежилась, надрезая кожу вокруг головы и сдирая ее, вспарывая живот и вынимая внутренности, срезая плавники на спине. Хотя она понимала, что угорь умер в тот момент, когда она ударила его головой об стол, его посмертные судороги заставляли ее чувствовать себя неуютно. Вид темной мускулистой плоти напомнил ей об обезглавленном трупе Дрейка. Он тоже так извивался? И Роуз, пока ее тело не погрузилось в могилу из грязи? Агнесс приказала себе выбросить эти глупости из головы — этим никому не поможешь. Она свернула угря, положила его в неглубокую кастрюлю, налила достаточно воды, чтобы закрыть рыбу, и повесила кастрюлю на крюк в конце очага, чтобы ее содержимое закипало медленно.

— Залей артишоки красным вином, Дорис, — велела Агнесс, — и принеси сюда печенку.

Подняв голову, она увидела, что Филипп обнял Дорис и смотрит вниз на лунообразное лицо и ниже, на выпуклости ее грудей. Он что-то прошептал, затем, к великому удовольствию девушки, легонько дунул вниз. Агнесс было открыла рот, чтобы отругать их, но тут в кухню влетела Нэнси.

— Ради бога, Филипп, — взвизгнула она, — неужели ты не брезгуешь ничем, даже такой собакой?

Филипп резко поднял голову.

— Ты так говоришь только потому, что я не с тобой, — ровным голосом ответил он. — Мы с тобой хорошо порезвились, и ты же сама меня кинула.

— Врешь! — завопила Нэнси, а Дорис, вся пунцовая и, если судить по ее нетвердым шагам, не пришедшая в себя от страсти, гневно посмотрела на соперницу и ушла в кладовку. — Ты стал путаться с Роуз, вот почему мы разошлись, — сказала Нэнси более спокойным голосом.

— Так Роуз здесь нет, верно? И я уверен, что у меня и для тебя найдется минутка.