Чаша ярости

— Кое-кто остался — кто хотел. Большинство эвакуировано. Дети, женщины, старики — эти в первую очередь.

— И много вас там? Военных, я имею в виду… Вукич засмеялся:

— Военная тайна, господин… — замялся, так и не зная, как обращаться к Иешуа.

Иешуа не помог Вукичу: не знает — пусть никак не обращается. Иешуа опять засмеялся, будто пущенная им смешинка все еще жила в теплом октябрьском воздухе.

— Кому ж я ее выдам, по-твоему, а, майор? Богу? Так Он же всеведущ, как ты учил в детстве. Ему ваши тайны известны по определению.

— Откуда я знаю — кому? — пожал плечами Вукич. — Вы же для всех… этот… А там, за рекой, албанцы, муслимы…

Между тем они шли и шли по окопу и дошли до сооружения, названного Вукичем ка-эн-пэ. Там и вправду торчала на трех ногах мощная труба, объективом направленная в сторону реки. Иешуа Приложился глазом к окуляру: близко и четко увидел с высоты холма противоположный берег Ветерницы, увидел развесистые ивы, стеной прикрывающие позиции албанцев, да и более того — самих албанцев увидел, которые бродили по берегу, то воду ведром зачерпывали, то что-то мыли в реке, а один, несмотря на осеннюю стылость речной воды, плавал вдоль берега, стараясь далеко не заплывать.

— У вас что — перемирие? — удивленно спросил Вукича.

— Да какое там! Обед просто. Перерыв. Да и люди пусть отдохнут — что наши, что их…

— Ленивая у вас война какая-то, — подытожил Иешуа, садясь на пустой снарядный ящик и принимая из рук солдатика фаянсовую кружку с черным кофе. — А в штабах европейских головы ломают: как остановить ее, как развести противников. Слышите, Круз, это до смешного просто: объявить всебалканский обеденный перерыв…

Круз тоже сел на ящик и взял кружку с кофе.

— Слышу, — ответил он, — но только всякий перерыв имеет конец.

— Так надо договориться о том, чтобы он был бесконечным… Мы же так любим эти слова — бесконечность, вечность… С сотворения мира повторяем их, как заклинания, словно надеясь, что, повторяя, сами приблизимся к тайной и сладкой сути их. Но знаем точно: жизнь человека конечна. Более того, она вообще не видна рядом с бесконечностью! А мы тратим этот жалкий отрезок на действительно бесконечные войны… Скажи, майор, за что ты рискуешь своим отрезком?

Вукич посерьезнел, закаменел лицом, стал похож сразу на всех положительных киногероев-суперменов.

— За мою землю, — сурово, как и полагалось на такой провокационный вопрос, ответил он.

— Конкретно за эту? — не отставал Иешуа. — На которой мы пьем кофе?.. А зачем она тебе? Она изрыта окопами, распахана танковыми траками, засеяна гильзами от автоматных патронов. Что может взойти на ней? И что ты будешь на ней делать, когда защитишь ее от ужасного врага?

— Лично я? Я солдат. Я ничего больше не умею. Лично я скорее всего уйду воевать дальше. А мои соотечественники будут делать на ней то, что делали всегда, испокон веков.