Чаша отравы

— На самом деле не суть, спорить не буду с тобой. Одно другому не мешает. Одно и то же действие может иметь и земное, и неземное выражение. От мира сего и не от мира сего... За исповедание Христа я и несу здесь свой крест. За то, что не отступил, не стал молчать, когда молчали все. Ибо мне пред Богом отвечать, я в Него одного верую, и если власть идет против Бога, то я — против власти. И если Церковь против Всевышнего, за Антихриста — то я против нее. Конец пути моего на этом свете близок. Господь меня к себе призывает, так что не испытаю в земном своем обличии самых страшных лет последних времен. У меня рак поджелудочной, уже метастазы пошли.

— Сочувствую, держись... Что еще могу сказать... — произнес Смирнов.

— Я не только для этого к тебе подошел, — помолчав некоторое время, продолжил Родион. — Полтора года назад усоп мой дядя по матери. Очень высокий пост занимал. Хоть и неизвестен был широкой общественности. В администрации президента начальником большим работал. Уходил долго и страшно. Тяжкие испытания послал ему Господь — и покаялся он. И исповедался мне перед кончиной. А я тебе это расскажу. Потому что очень важно. Перед Церковью мне уже не отвечать, ибо нет уже ее, лишь отдельные служители, диаволу не поклонившиеся, пусть и не возвысившие свой голос громко, как я. Только пред Творцом отвечу скоро. Но люди должны это знать. Хоть и грех совершаю, но помыслы мои чисты. Слушай же, коммунист Иван. И запоминай. И потом расскажи всем то, что узнаешь сейчас — откуда нынешняя власть взялась и как устроена. А я уже всё. Уже завтра повезут меня в больничку, тут, недалеко... Пути Всевышнего неисповедимы... В город, который одно время, в восьмидесятых годах, именовался даже, прости, Господи... — не досказав, бывший священник, тяжело вздохнув, перекрестился. — Там и отойду по воле Божией.

И Смирнову открылись новые леденящие душу подробности, в дополнение к тому, что он понял еще два года назад из тех тайных аудиозаписей. Подробности того, как устроена власть в уничтоженном СССР.

Со слов дяди отлученного иерея, контрреволюционная структура, или так называемый Орден, своими корнями уходил еще в годы правления Сталина. Предтечей его были не до конца разгромленные сети, фракции и группировки различных оппозиционеров, троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев — в общем, революционеров, не нашедших себя в условиях созидательного строительства социализма. Они с самого начала понимали, что если не получается победить, навязать свою повестку, что называется, с «открытым забралом», то нужно будет мимикрировать под лоялистов, под верных партийцев. И, подтягивая друг друга «наверх», всячески подставляя, подводя под чистки и репрессии искренних сторонников партийного курса, исподтишка вредить, саботировать, гадить. Не забывая, разумеется, как можно громче славить вождей.

— Будущая верхушка так называемого Экселенц-Ордена в его современном обличии фактически зародилась в Карело-Финской ССР, — рассказывал Мезенцев. — Учителем и вдохновителем его основателя, впоследствии председателя «конторы», был как бы коммунист, а на самом деле финский масон...

Иван слушал и запоминал. Многое, конечно, ему было уже известно, но он не подал виду — мало ли что...

— Именно потому, что он возглавлял долгое время КГБ, удалось так беспроблемно свить это гнездо...

Как следовало из повествования, Экселенц-Орден фактически стал естественным продуктом эволюции всех тех, кто в ходе развития партийной линии оказался по той или иной причине выброшенным из «мейнстрима», или, как тогда говорилось, «генеральной линии». Те, кто был отторгнут, в конце концов решили — раз уж они остались не при делах, то пусть в конечном итоге будет «обычное», «естественное» общество, нежели то, на что они когда-то подписались. Именно такой выход они видели из ситуации, когда оказались отстранены от явной власти. Именно на этой платформе сошлись самые разношерстные «осколки» — переродившиеся носители великого революционного порыва. В основном это были выходцы из органов госбезопасности, как действующие «оборотни», так и оказывающие на «конторских» идейное и организационное влияние со стороны. Подтянулись и «тайно инакомыслящие» партаппаратчики, и идеологи, и деятели науки и культуры. И те, кто отвечал за международные связи — политические, экономические. Всё это происходило на фоне внутрипартийной борьбы, конкуренции различных группировок, которая никогда не ослабевала и лишь меняла свою форму и своих лидеров. Пресловутый тридцать седьмой несколько потрепал эти «протоорденские» структуры, но не до конца — так что понятно, чем объясняется такое болезненное отношение нынешних элит именно к тому году.