— Н-но почему?
— Нет королевства — нет и проклятия, так уж всё устроено. Не надо противиться изменениям, юный бард. Они не всегда к худшему, — Калэх развела руками, и Элмерик только сейчас заметил, что ногти на её пальцах были острыми и длинными — намного длиннее, чем у обычных людей, — наверное, такими очень удобно отсекать ненужные нити…
Нельзя сказать, что эти слова его успокоили, но на душе стало немного легче. По крайней мере, Артуру Девятому больше не придётся, рискуя собственной жизнью, раз в полгода открывать Врата. А это значит, что Зимних и Летних битв тоже больше не будет?! О, эта новость определённо стоила того, чтобы за неё выпить! Калэх была права: нет худа без добра. Ничто не заканчивается и не исчезает бесследно. На смену тому, что ушло и отгорело, всегда приходит что-то новое, а колесо времени продолжает свой бег.
— Я… — язык едва слушался барда. — Вы были добры ко мне и ответили на вопросы. Я многое понял, правда. И хотел бы что-нибудь подарить вам в ответ.
— Тогда сыграй мне песню, — с улыбкой предложила Калэх.
«Но я же сплю, мне не на чем!» — собирался возразить Элмерик, но слова застряли у него в горле, потому что корни ясеня, росшего неподалёку, вдруг зашевелились и сами собой сплелись в изящный силуэт арфы. На колках зеленели листья, а струи хлынувшего с ясного неба дождя стали её струнами. Он сел, благоговейно выдохнул и с величайшей осторожностью коснулся инструмента, словно тот был хрустальным.
Такого чистого звука бард не слышал никогда в жизни. У него захватило дух — так бывает, когда стоишь на вершине горы и кажется, что внизу под тобой распростёрся весь мир. Солнце и луна светили одновременно, небеса изменяли цвет от закатных до ночных и обратно к рассветным. Сейчас для него не существовало ни пространства, ни времени, но повсюду были протянуты вибрирующие серебряные нити судьбы с каплями дождя на них, которые накапливались, срывались и падали вниз, звеня в такт его музыке.
Но Элмерик ни старался, он не смог сохранить в памяти эту мелодию. Она будто рождалась сама — удивительная, точная, неповторимая. Ему понравилось то, что получилось, но бард не смог бы сыграть её снова, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Говорят, все песни и истории имеют своё начало и свой конец. Когда стихли последние отголоски струн, Калэх ласково потрепала его по встрёпанным рыжим волосам и прошептала:
— Да, пожалуй, это будет хорошая песня.
— Но я ничего не запомнил! Я не смогу сыграть её ещё раз, — Элмерику было стыдно за своё неумение.
— Конечно сможешь. Ты проживёшь её всю до конца: отыщешь своих родных, останешься верен старым друзьям и встретишь новых, а кроме того, обретёшь важное знание. Всё это будет, если ты не отступишься и не струсишь.
Калэх улыбнулась в последний раз, а потом вдруг взяла и растаяла в воздухе. Бард понял, что время вышло — он вот-вот проснётся. Лесная поляна стала зыбкой, будто бы полупрозрачной. Он не стал мешкать — со всех ног бросился к Источнику Правды, зачерпнул ладонью воду и набрал её полный рот. Вкус оказался отвратительно горьким, но он не сплюнул, хотя искушение было велико, а с немалым усилием проглотил всё — и в этот миг окончательно проснулся.
Первым делом Элмерик схватился за ухо, чтобы проверить, на месте ли перо — подарок Калэх. Пера, конечно же, не было. Но каково было удивление барда, когда из складок одеяла вдруг выпало что-то небольшое, но тяжёлое. Он взял в руки медную застёжку-фибулу в форме… да, пера. Металл был ещё тёплым на ощупь, будто живым. Бард ущипнул себя за щёку, чтобы проверить, не спит ли он всё ещё, и ойкнул — было больно.
Он вскочил, и тут же упал обратно на кровать — ноги не слушались. Во второй раз пришлось подняться уже очень медленно, неспеша одеться и побрести из комнаты, держась за стены — ему нужно было срочно посоветоваться с Каллаханом.
Бард застал командира при полном параде — тот как раз стоял у зеркала и вплетал в волосы бордовую ленту — точно такого же цвета, как платье Калэх. На Элмерика вдруг накатила нежданная робость, и он долго не решался ни войти в приоткрытую дверь, ни постучаться. К счастью, эльф заметил его сам.
— Ну что ты там встал? Проходи, — вижу, ты уже в добром здравии. — Каллахан затянул на ленте крепкий узел и обернулся. — Я рад.
— Я тоже рад видеть вас живым и здоровым, — улыбнулся Элмерик. — Когда вы упали, я так испугался…
Командир поморщился, словно не желая обсуждать, что случилось на холме.
— Что у тебя стряслось? Ты выглядишь так, будто за тобой гнались все болотные бесы Чёрного леса.
Бард молча протянул ему на ладони свою медную фибулу, и Каллахан удивлённо приподнял одну бровь:
— Откуда это у тебя?
— Калэх дала. Наверное… Я не знаю… — потупив взор, он выложил всё о своём странном сне и добавил: — Это ведь что-то означает?