Визажист долго ругалась на “чёртову малолетку” – оттереть её помаду с Гарри оказалось непростой задачей. Зато Гарри – впервые за всю историю его съёмок с этой гарпией, с которой его когда-то свела работа над эпизодом в популярной франшизе, – чувствовал себя спокойным и счастливым.
Он вполне естественно улыбался, вставая в кадр перед фотографом и изображая гордого старшего брата. Хайли злилась, дулась, пыталась его заслонить, портила кадры, бесила съёмочную группу. Время съёмок было увеличено из-за её выкрутасов, и Брэд пообещал Гарри, что заставит заказчика увеличить его гонорар на соответствующую сумму.
О том, что взбешённая Хайли разнесёт новость о его гомосексуальности по всему свету через свой Инстаграм, он не переживал. Заранее обговорил это с Брэдом и со своим основным агентом Ларри, и оба решили, что имиджу это не повредит. В киноиндустрии про Гарри и так все всё знали, а мир – мир, во всяком случае тот, к которому принадлежал Гарри, был сейчас на его стороне.
Потеряшка сидел в дальнем углу павильона, никому не мешался, но всё впитывал как губка и по дороге домой задал Гарри тысячу вопросов о том, как всё устроено. Пожалуй, думал Гарри, окажись там Саймон, ему точно так же было бы всё интересно, и точно так же не понравилось бы поведение Хайли. Но он, как воспитанный человек, наверняка бы молчал. А Потеряшка – личность, созданная Саймоном чтобы избавиться от стыда, – не стеснялся нарушить принятые нормы приличий. И в данном случае это было чертовски хорошо.
– А сегодня у нас будет? – спросил Потеряшка, когда они наконец поднялись в квартиру, утомлённые долгим днём и добавил шёпотом: – Секс.
– Будет, если хочешь, – улыбнулся Гарри, стягивая ботинки. – А почему шёпотом?
– Мне не очень нравится это слово, – признался Потеряшка. – Я видел в парке секс. Это выглядело… Не очень. Люди обычно пьяные и некрасивые, когда это делают.
– Но мы-то с тобой не пьяные, – резонно заметил Гарри, повесив своё пальто на плечики в шкафу и протянув руку за потеряшкиным. – И, по-моему, ты очень красивый.
– Да, – серьёзно согласился тот, отдавая пальто. – Ты, по-моему, тоже. Поэтому с тобой мне больше нравится говорить “хорошее”, а не “секс”.
– Договорились, – Гарри обнял его за плечи, притягивая к себе. – Пусть будет “хорошее”.
Ткнулся ему носом в волосы, поцеловал за ухом, утянул в ванную. Но там не позволил ни ему, ни себе ничего серьёзнее поцелуев – боялся, что от усталости его больше, чем на один раз сегодня не хватит, и хотел, чтобы этот один раз был особенным.
Врачи в клинике подтвердили, что Потеряшка, несмотря на годы блужданий, ничем не заразился, и Гарри чертовски захотелось подставиться ему так, без резинки. Почувствовать его в себе. За своим здоровьем он всегда следил, и без презерватива прежде не трахался, но с Потеряшкой, с Саймоном, с ними обоими, хотелось наверстать упущенное.
Он сказал Потеряшке: “Сегодня ты рулишь”, и вскоре пожалел об этом – тот измучил его ласками. С искренним восторгом наслаждался доступностью тела Гарри, тем, что можно везде трогать, гладить, целовать. Изучал, дразнил. Шептал всякие смущающие, но милые словечки. Эта нежность пробудила в Гарри не привычного электрического ската, а томно потягивающегося кота. Было тепло и сладко, удовольствие нарастало волнами – будто вибрацией от сытого урчания.
Он не заметил, в какой момент это произошло, но Потеряшка сам сообразил, что делать со смазкой, и принялся растягивать Гарри так осторожно и умело, будто делал это не в первый раз…
Гарри распахнул глаза, ожидая увидеть перед собой сосредоточенный взгляд Саймона, но в слабом свете ночника на него по-прежнему смотрели озорные глаза Потеряшки. Или… Гарри было слишком хорошо. Он слишком устал задаваться вопросами, искать ответы, поэтому просто притянул к себе того, кто – во всех, чёрт побери, смыслах! – сводил его с ума, поцеловал, устроил на себе, раздвинул ноги шире. Хотел помочь, направив напряжённый член в себя, как когда-то поступил с ним Саймон, но этого не потребовалось – он сам скользнул внутрь, опаляя жаром, заполняя. Присваивая.
– Так хорошо, Гарри, – будто прочитав его мысли, простонал над ним не Саймон и не Потеряшка, но кто-то, в ком слышались они оба. – Так хорошо с тобой!
– Да, – выдохнул Гарри, выгибаясь ему навстречу. – Давай. Сильнее…
Сам Гарри от такого предложения сорвался бы в бешеный трах. Да он и сорвался когда-то. Но, Саймон, Потеряшка, Третий – кем бы он ни был! – продолжал двигаться медленно, ритмично. Неотвратимо. И от этого, так же – медленно и неотвратимо, внутри разливался сладкий жар, будто густая огненная лава. В крестец, в пах, по спине и груди, до кончиков пальцев на руках и ногах.
Потеряшка, Саймон, оба – они целовали Гарри, гладили везде, будто их и вправду было двое. Иногда Гарри чувствовал слабые укусы – то на губах, то на мочке уха, то на сосках. От этого они оба – трое? – почему-то смеялись снова принимались целоваться, чувственно, нежно. Глубоко.
Гарри таял, терял ощущение себя и под конец просто растёкся – растворился в нахлынувшем удовольствии.