Часовые Вселенной

Так ли уж они были заняты все эти дни? Настолько, что не смогли или, вернее, не пожелали встретиться и откровенно поговорить? Он попытался однажды, но, наткнувшись на ее официальный холодный тон, на вежливый завуалированный отказ, надолго замкнулся в себе.

Для его уязвленного мужского самолюбия оказалось вполне достаточно одного такого отказа, чтобы надолго отбить желание повторить попытку. А потом время и напряженная работа затянули все, что произошло между ними, странной призрачной пеленой. Он хотел и не мог прорваться через эту почти мистическую преграду. Смесь самолюбия, гордости, обиды…

И вот теперь он один. И совершенно непонятно, во что выльются их странные взаимоотношения во время экспедиции. Он не знал даже, как вести себя с ней. Он не мог все время играть роль командира этой женщины, тем более на глазах у остальных членов экспедиции, он знал, как остро в напряженной полевой обстановке люди чувствуют любую фальшь.

Она не пожелала даже прийти на официальный прощальный банкет, хотя этим поступком наверняка испортила отношения со всеми землянами, которые у нее и без этого складывались не слишком удачно.

Правильно ли он поступил, согласившись на зачисление Беатрис в свой отряд? Ведь она заняла место другого полноценного бойца, на которого он мог бы положиться в трудной ситуации…

Впрочем, надо быть справедливым. Она ни разу не дала ему повода усомниться в своей профессиональной пригодности. Она была великолепным психологом и биологом. Она прекрасно знала аниранскую культуру. И она была отличным солдатом. И если уж быть до конца откровенным с собой, то беспокоила его не ее профессиональная пригодность, а лишь запутанный клубок недомолвок, взаимных обид и неоконченных ссор, который им придется взять с собой на Роканду.

Сейчас, спрашивая себя, почему это произошло, он вдруг понял, что должна была существовать еще какая-то неизвестная ему причина, которая заставила Беатрис все время поддерживать в общем-то случайную ссору. Даже обычные земные женщины всегда казались Арлану загадочными существами, а Беатрис — дочь другого мира. Психология, воспитание, правила морали — все здесь было не таким, как на его родной планете.

Он стоял на своем любимом месте у стеклянной стены и смотрел на сумасшедшие, вечно несущиеся куда-то огни города, когда вдруг услышал шелест шелковой материи и, удивленный этим неожиданным звуком, повернулся.

В двух шагах от него стояла аниранка, которую он знал так хорошо, что решился ради нее покинуть свой родной мир, и в то же время знал так плохо…

Беатрис улыбнулась, заметив его растерянность. Длинное вечернее платье с глубоким разрезом вдоль одной из ее точеных ног заканчивалось кружевной оторочкой у лифа.

Тонкие кружева не скрывали, а скорее подчеркивали совершенную форму ее груди. Выше сверкала нитка фиолетовых бриллиантов, стоимость которых он затруднялся определить.

— Ты опоздала, — сказал он как мог равнодушнее. — Все уже разошлись. Мне кажется, твое присутствие на этом ужине было крайне желательно.

— Я знаю, но у меня оставалось одно очень важное дело, которое я должна была закончить до нашего отлета.

— И что же это за дело?

Она продолжала молча улыбаться, наверное, с минуту, пока он не почувствовал, что ему вновь, в который уж раз в ее присутствии, начинает изменять его хваленая выдержка.

— Может, ты все же пригласишь меня к столу? Там, наверно, еще найдется бокал тоника?

— Конечно. Однако ты так и не ответила на мой вопрос.

— Тебе нравится мое платье?

— Беатрис, пожалуйста, не надо. Просто ответь.

— По-твоему, это просто, объяснить мужчине из другого мира то, что я могла бы объяснить только аниранке?

Она медленно пила тоник, задумчиво разглядывая его, словно видела впервые.

— Когда мы вернемся… если, конечно, вернемся, у меня будет ребенок.

— Ты хочешь сказать, что беременна?!

— Была беременна.

— Ты сделала аборт? Ты избавилась от ребенка, ты это хочешь сказать?!

Он совершенно забыл о ее словах, о том, что у нее будет ребенок, он не мог их понять. Он чувствовал, что его душит гнев. Она ничего не сказала ему, даже не намекнула, она решила все самостоятельно так, словно его это совершенно не касалось. Но, возможно, это был не его ребенок? Он понял, что окончательно запутался. Схватил бокал и молча проглотил хорошую порцию тоника. Глядя на его лицо, она решила, что объяснить все же придется.

— Видишь ли, Арлан, очень немногие аниранки самостоятельно рожают детей.

— Кто же, черт побери, за них это делает?

— Зародышевую клетку на ранней стадии беременности извлекают из тела матери и затем выращивают в идеальных условиях искусственной плаценты. Это совершенно безболезненная операция.

— Для тебя или для ребенка?

— Его еще нет, Арлан. Он родится только через пять месяцев.

— И у него никогда не будет матери?

— Никто не запрещает мне навещать его в интернате. Все родители так делают.

— Ты хочешь сказать, что ни дома, ни семьи у него тоже не будет?