Часовые Вселенной

Когда показался свет и глазок открылся, он нюхом почуял, что за дверью сгрудилась целая толпа охранников, а глаз в отверстии принадлежит вовсе не Марсину.

С головой уйдя в свое занятие, он принялся медленно и осторожно поворачивать петлю, одновременно вопрошая:

— Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?

Повернув устройство градусов на сорок, он остановился, придал голосу выражение нескрываемого восторга и воскликнул:

— Наконец-то явился! Ты уж лучше держись поблизости, чтобы можно было поговорить нормально и не вызывать тебя через спираль.

Потом замолчал, изобразив на лице такую мину, как будто внимательно слушает. Глаз в отверстии выпучился, затем исчез и тут же сменился другим.

— Договорились, — сказал Лиминг, устраиваясь поудобнее, как будто для задушевной беседы. — При первой же возможности я их тебе покажу, а уж ты делай с ними, что пожелаешь. Давай-ка перейдем на свой язык. А то вокруг слишком много любопытных. — Набрав побольше воздуха, он стремительно затараторил без всяких пауз: — Отверзлась ткань и в тот же миг растрескался зеркальный лик сбылось проклятье взвился крик владычицы…

Отверзлась дверь, и в тот же миг два охранника чуть не рухнул и в камеру головами вперед, стремясь поскорее завладеть добычей. Еще двое маячили в коридоре, между ними красовался педик. На заднем плане боязливо переминался Марсин.

С криком «Готово!» охранник схватил спираль и выскочил обратно в коридор. Его спутник пулей вылетел следом. Оба чуть не спятили от восторга. Дверь закрылась только секунд через десять, и Лиминг не преминул воспользоваться их оплошностью. Сделав охранникам «козу», он потыкал в их сторону растопыренными пальцами. В детстве они называли это «чертовы рожки» — классический жест для насылания порчи.

— Видел? — произнес он с выражением, обращаясь к невидимому собеседнику, — Вот они, те самые с чешуйчатой шкурой, про которых я тебе говорил. Ведь так и напрашиваются на беду. Любят ее, обожают, просто жить без нее не могут! Ты уж выдай им от души.

Вся компания явно оробела, потом дверь захлопнулась со зловещим лязгом. Припав ухом к глазку, Лиминг услышал их удаляющиеся шаги и монотонное бормотание.

За десять минут он отломал кусок проволоки от висевшего за окном мотка и снова замаскировал разведенной в слюне пылью коней проволоки, привязанной к решетке. Через полчаса очередной безупречно выполненный бопамагилви был готов. Благодаря постоянной практике Лиминг становился специалистом по быстрому и точному изготовлению этих штуковин.

Деревяшек для подставок больше не осталось. Тогда он, воспользовавшись выдернутым гвоздем, выкопал ямку в грязи, забившейся меж каменными плитами, которыми был вымощен пол его камеры. Вставив в ямку концы спирали, он покрутил штуковину туда-сюда, чтобы облегчить ритуал вращения. Потом яростно заколотил в дверь.

Дождавшись нужного момента, он улегся на живот и, припав к спирали, принялся декламировать третий параграф статьи 27, раздела 9, подраздела В Космического устава. Лиминг выбрал его как шедевр бюрократического словоблудия — одно-единственное предложение длиною в тысячу слов, смысл которого известен одному Всевышнему.

«В том случае, когда заправка производится в качестве аварийной меры на станции, не включенной в официальный перечень базовых станций и не определенной в качестве базовой станции для особых случаев в Поправке А (5) В к Разделу А (5), вышеупомянутую станцию надлежит рассматривать так, как если бы она была определена в качестве базовой станции в Поправке А (5) В к Разделу А (5), при условии, что авария подпадает под утвержденный перечень технических неисправностей, приведенных в Разделе Д (29–33) с последующим приложением, как соответствующая базовым станциям, если таковые…»

Глазок приоткрылся и снова захлопнулся. Кто-то удалялся на всех парах. Через минуту коридор затрясся, словно по нему мчался отряд кавалерии. Снова открылся и закрылся глазок. Дверь распахнулась.

На этот раз его раздели догола, обыскали одежду, перетрясли всю камеру, причем в повадках тюремщиков не было и намека на братскую любовь. Они перевернули скамью, стали ее швырять, простукивать, ковырять — разве что под лупой не рассматривали.

Наблюдая эту возню, Лиминг поощрял их труды зловещим хихиканьем. Раньше он ни за что не смог бы зловеще хихикнуть — даже разок, даже на спор, суливший крупный выигрыш. Теперь же это давалось ему без малейшего труда. Воистину нет пределов человеческому совершенству!

Одарив его взглядом, полным неприкрытого злорадства, один из охранников вышел и вернулся, волоча тяжеленную лестницу. Приставив ее к стенке, он с величайшей подозрительностью обследовал оконный проем. Но такой осмотр не мог дать ничего путного: ведь на уме у него была исключительно сохранность решетки. Каждый прут он хватал обеими руками и энергично тряс. Но проволочное колечко ускользнуло от его внимания. Закончив, он с удовлетворенным видом спустился вниз и убрался вместе с лестницей.