Часть картины

Софья и Василий Степанович прошли в кабинет директора. После Елены Георгиевны кабинет значительно преобразился: сделали приличный ремонт, поменяли окна, появилась новая техника, хорошая мебель, даже портрет над столом сменился на более свежую версию.

Василий Степанович сел в кресло директора и указал ей место напротив. Софья присмотрелась к новому начальнику. Лет пятидесяти, занимается собой, скорее всего, ходит и в зал, и в салон. Поджарый, руки с маникюром, дорогие часы, отлично сидящий костюм. Он выглядел хорошо, даже слишком хорошо для школьного директора. Василий Степанович более всего походил на преуспевающего менеджера крупной компании. Софья покосилась на свои руки и тотчас спрятала их под стол.

Он долго листал громоздкий красный еженедельник. Потом взял ручку, написал инициалы С. П. и обвел их несколько раз.

Бархатный голос почти убаюкивал:

— Софья Петровна…

— Я Софья Львовна.

Он улыбнулся:

— Я и слова не сказал, а вы уже пререкаетесь, нехорошо. Но сам виноват, так что прощаю. Так вот, Софья Львовна, ваши подвиги мне известны. Все. Возможно, вы считаете, что ваша, так сказать, медийность давала вам некоторый карт-бланш, но впредь будьте осторожны. Вы едва не лишились работы, не правда ли?

Софья кивнула.

— Давить или терзать вас не будут, врагов у вас здесь пока что нет. Но не нужно доставлять проблем. Потому что проблемы у нас с вами будут общие, вы меня понимаете? Кому это нужно?

Софья снова кивнула.

Первого сентября под сонное ворчание Андрея по поводу воскресного подъема ни свет ни заря они отправились в школу. На входе они разделились. Софье уже изрядно надоела эта игра в шпионов, однако начинать учебный год с обнародования своей личной жизни хотелось куда меньше.

Хотя Софья предусмотрительно написала в родительский чат просьбу ей ничего не дарить, особенно цветы, сославшись на выдуманную аллергию, но все равно оказалась погребена под россыпью одинаковых красных коробок конфет, чаев, косметических наборов и — в случае особо изобретательных дарителей — букетами из сладостей и всего вышеперечисленного. Безуспешные попытки прикинуть, кому именно она сможет это все передарить, только удручали.

Тем временем во внутреннем дворике выстраивались ребята. День выдался на удивление погожим, давно уже не было такого солнечного первого сентября. Однако любви к линейке это не прибавляло. За годы работы в школе Софья так и не привыкла к дурным открыточным рифмам и натужно-радостным голосам — зачем это, к чему это, что за традиции детского утренника, почему нельзя обойтись прозой?

И к знаниям вас поведет друг учитель —Дорогой добра, дорогой открытий,Дорогой нелегкой, но интересной,Дорогой с улыбкою, шуткою, песней.

Как же плохо все это выглядело и звучало на контрасте с майским выступлением ее ребят…

Мы рады, что вновь здесь распахнуты двери,Что в школе мы знанья найдем и проверим…Салют, удивительный школьный народ!

Удачи во всем: наступил школьный год!

А где же новоиспеченные одиннадцатиклассники, кстати?

И вечно тем сильна моя страна,Что никого нигде не унижала.Ведь доброта сильнее, чем война,Как бескорыстье действеннее жала.

Вот и они. Софья вглядывалась в чуть повзрослевшие за лето лица, отыскивая Тимофея. Тот последний разговор не шел из головы: что теперь будет? как поведет себя класс? захотят ли они благодарности? может быть, уже ждут поблажек?

Смешение ролей грозило утратой авторитета — единственного, что у нее, собственно, и было, так что Вихрев виделся ей уже скорее угрозой, чем защитником.

Встает заря, светла и горяча —И будет так вовеки нерушимо.Россия начиналась не с меча,И потому она непобедима!

Чуть запыхавшийся, загоревший, вытянувшийся и обзаведшийся какой-то невнятной рыжеватой растительностью на лице Тима поймал ее взгляд и помахал рукой — она в ответ легонько кивнула, сразу же чуть нахмурившись: панибратство!

Где каждый мужчина с мальчишества — витязь,Отважный защитник и добрый герой,Где слово «Отчизна» — главнейшее в жизни!И каждый гордится родною страной!